Онлайн книга «Нефертити и фараон. Красавица и чудовище»
|
– Сумасшедший! Эйе чуть склонил голову, не то соглашаясь, не то осуждая за такое резкое высказывание. Но Тийе было наплевать на его мнение. – Они с Неф по-прежнему милуются. – Уже не так часто, все же повзрослели. Но пер-аа любит девочек и жену. – Сколько можно рожать! – поморщилась царица. – Пер-аа очень нужен сын… – Сына может родить и наложница! Скажи Нефертити, что я хочу с ней поговорить. Им пора переезжать в Фивы, я устала. – Нет, пер-аа не покинет свой Ахетатон, он дал клятву. Тийе с изумлением уставилась на брата: – Ты это серьезно? Тот только вздохнул в ответ. Что он мог сказать царице об упрямстве ее сына? Тийе немного помолчала, потом махнула рукой: – Иди. Завтра поговорим. Я пока подумаю. После ухода брата она сначала долго стояла под теплыми струями воды, которую лили сверху рабыни, а потом полежала в ванне с лепестками лотоса, как всегда любила делать, когда требовалось подумать. Почему-то именно лепестки голубого лотоса помогали царице собраться с мыслями. Отдыха не получалось, она надеялась развеяться и отдохнуть, а вместо этого вынуждена заниматься проблемами Ахетатона. На следующее утро выяснилось, что Эхнатон так не считает, он не видел в своем городе никаких проблем, как и у самого себя тоже. Он был гладко выбрит, как и полагалось жрецу, видимо, вымыт до и после церемонии в храме, но вид имел уставший. – Ты плохо себя чувствуешь? – Нет, с чего ты взяла? – Вид уставший. – Тебе показалось. Тийе надоело играть в прятки, спросила напрямик: – Эхнатон, ты стал плохо видеть? – Все, что нужно, я вижу внутренним взором. – Вчера я обратила внимание, что ты смотришь прямо на солнечный диск. Это может привести к слепоте. Фараон чуть поморщился: – И ты, как Неф, та все боится, как бы я не стал, как все! Это вы не можете смотреть на солнце прямо, я его сын и могу! – Но тебя слепит этот свет, после него ты плохо видишь остальное. Глаза Эхнатона даже радостно блеснули: – Ты права! Если бы ты знала, как права! Ты поняла даже то, чего не в состоянии понять Неф. Когда впитаешь в себя этот свет, перестаешь замечать мелочное вокруг! А когда не очень хорошо видишь, то лучше слышишь. Фальшь в голосе куда заметней фальши во внешности. Царица в ужасе замерла, чтобы ничего не произнести и не выдать свои мысли. Сын воспринял ее молчание как поощрение и принялся рассуждать о преимуществах полуслепой жизни, о правде, искренности, необходимости подчинить свою жизнь служению этой правде… Тийе слушала и думала о том, что теперь делать. Она приветствовала строительство нового города, только чтобы на время изолировать сына от власти, а теперь пожинала плоды этого необдуманного поступка. Каким правителем огромной страны может стать полуслепой, охваченный отвлеченными, пусть и прекрасными идеями, Эхнатон? Привыкшая отвечать самой себе честно, Тийе мысленно сказала: «Никаким!» Кемет нужна сильная рука, а ее нет со времен Тутмоса. Ее ум искал и не находил выхода. Царица пробыла в Ахетатоне довольно долго и вдруг засобиралась обратно в Фивы. Эхнатон, раньше надеявшийся, что мать переберется к ним совсем, почему-то не возражал. Он уже понял, что ежедневно слышать ее замечания не сможет, лучше пусть царица приезжает погостить. Конечно, вслух пер-аа ничего такого говорить царице-матери не стал, напротив, убеждал ее не покидать Ахетатон. И, понимая, что лжет, нарушая собственное стремление к правде, чувствовал себя плохо. Перед отъездом Тийе решила поговорить с Нефертити серьезно, но такого разговора, как ожидала, не получилось. – Неф, в детстве ты мечтала править, как царица Хатшепсут… – Это было в детстве, сейчас мне больше нравится быть матерью, – улыбнулась своей спокойной улыбкой красавица. Хотелось крикнуть: «Очнись! Очнитесь вы все! Перестаньте жить в придуманном мире! Нельзя жить на островке счастья и искренности, когда вокруг столько лжи!» Но Тийе смотрела на спокойную Нефертити и понимала, что все слова уйдут, как вода в песок. И все же она сделала последнюю попытку: – Ты снова беременна? – Да. – Хватит рожать, Неф, ты износишься как женщина. – Нам нужен наследник. – Пусть его родит наложница! – Нет! – В больших глазах красавицы блеснули слезы. – Неф, обещай мне, что, если со мной что-то случится, ты воспитаешь сына Бакетамон как своего собственного, даже если у тебя уже будут свои сыновья. – Конечно! Нужно было взять его с собой сейчас! – Он слишком мал, чтобы путешествовать. Да и для пер-аа это было бы неприятно. В ответ Нефертити только вздохнула. Подруга детства Бакетамон умерла, едва родив сына. Теперь малыша воспитывала царица Тийе. Тийе вернула ее к действительности вопросом: – У пер-аа есть гарем? – Да. – Он часто ходит туда? – Когда мне уже нельзя. – Ты правишь гаремом? – Нет! Я не хожу туда. – Ну и глупо. Все жены и наложницы должны понимать, что существуют, только пока ты этого желаешь. И на ложе пер-аа бывают скорее по твоей, а не его милости. Немедленно пойдем в гарем, посмотрим, кого там держат! Царица-мать действительно провела инспекцию, разогнав половину осевших в гареме сына красавиц. В конце концов она заявила: – Ты права, Неф, что не ходишь сюда, здесь нет соперниц! Но следить за тем, кто сюда попадает, ты должна. Хозяйка Ахетатона ты, и все должны об этом помнить. Нефертити завидовала решительности Тийе, ей и самой уже надоело быть послушной и покорной. Но в животе снова толкался ребенок, а в детской ждали другие дети. Неужели ее судьба только рожать и растить детей? А как же Хатшепсут, неужели так и останется детской мечтой? В Ахетатоне Нефертити, окруженная множеством детей, даже забыла о своей детской мечте. Провожая царицу-мать, Эхнатон и Нефертити думали каждый о своем, но оба о том, что подсказала Тийе. К сожалению, думалось об этом совсем недолго, фараона и царицу отвлекли каждого свои заботы. Жизнь в Ахетатоне потекла по заведенному порядку. Еще до света пер-аа поднимался с постели, совершал с помощью верного Несеба омовение, позволял себя гладко выбривать, снова мылся и отправлялся в храм Встречи Атона либо во дворцовый храм. Даже если не служил сам, то выстаивал всю службу, потом легко завтракал и обходил свои владения. Он подолгу молча стоял подле каждой из собственных статуй, но не смотрел, а словно прислушивался к неуловимым для других звукам. Может, советовался? Неизвестно, что подсказывали пер-аа его изображения, но они явно не желали знать ничего дальше стел, ограничивающих территорию Ахетатона! Вместе с ними этого не желал знать и сам Эхнатон. Все доклады советников, кроме тех, что касались храмовых дел, он практически пропускал мимо ушей, отмахиваясь: |