
Онлайн книга «Пенелопа и Одиссей. «Жди меня…»»
Мореходы, охотники за добычей и торговцы тогда в Ахайе были единым целым. Это финикийцы намеренно возили через Великую Зелень товары, сидели с ними на рынках, обменивая, предлагали женщинам красивые безделушки, сделанные далеко-далеко, а мужчинам оружие, критяне вон тоже научились у народов южных стран… Ахейцы совмещали все это — они и выращивали овец, коз, быков, и пряли шерсть, ткали ткани, и возили все эти товары в другие земли, где нет вольных пастбищ, и заодно грабили по пути встречные суда или побережье, куда занесут ветры. Хорошо, если дома останется кто-то, кто будет пасти овец или ткать, кормить быков и прясть, вырастит пшеницу и соберет оливы. Для этого есть рабы и жены, которые трудятся в поле и за ткацким станом, пока мужья работают веслами и копьями в море. У Одиссея за скотом и садом приглядывал Лаэрт, у него полсотни рабов, а за ткачихами и домом — Антиклея. Но жена все равно нужна хотя бы потому, что нужен сын — наследник, продолжатель рода, тот, кто следующим встанет у рулевого весла семейной триеры. Однажды Одиссей увидел своего наставника Полифрона, сидящего на краю мыса с взглядом, обращенным в сторону Великой Зелени. Полифрон не раз уходил вот так помечтать, но раньше царевич почему-то не обращал на это внимание. Рабам некуда бежать с Итаки, вокруг море и море… На западе и юго-западе Самос — Кефалления, на севере Левкада, на северо-востоке земли Акарнании, на востоке Этолия, на юго-востоке Пелопоннес, на юге Закинф. Мимо не проплывешь, на самом острове деться и вовсе некуда, Итака мала для того, чтобы долго прятаться. Но Полифрон и не собирался никуда бежать. Обычно он, завидев кого-то из хозяев, торопился подняться и приветствовать, а тут словно не увидел Одиссея, хотя очень любил Рыжего. Затуманенный взор наставника что-то искал в морской дали. — Там земли Этолии… — Я помню. Но смотрю не на Элладу, а дальше. — Где твоя земля? Маленьким Одиссей задавал такой вопрос Полифрону, но тот всегда просто делал взмах рукой на юго-восток: — Там… далеко… за морем. Теперь ответил похоже: — Далеко… — Хочешь, я отвезу тебя в Баб-Или? И такой вопрос задавал маленький Одиссей, но Полифрон отшучивался. Если честно, он мог уплыть с кем-то из торговцев, его с удовольствием забрали бы. К тому же Лаэрт давно освободил Полифрона, потому что наставник несколько раз спасал жизнь беспокойному Лаэртиду, когда тот куда-то проваливался или тонул. Но Полифрон был слишком привязан к своему воспитаннику, ставшему за два десятка лет взрослым мужчиной. На сей раз раб вдруг вскинул на молодого хозяина затуманенные глаза и тихо ответил: — Только до Родоса или Кеми, дальше я сам… — Я ухожу послезавтра. — Я успею попрощаться с Евмеем… — Пойдем вместе, — рассмеялся Одиссей. Он тоже каждый раз поднимался на Аретусу, чтобы посидеть у костра со свинопасом, это был своего рода ритуал перед отплытием. Он действительно довез Полифрона до Кеми и отпустил. — У тебя есть дом? — Был… Меня ждут… — Столько лет? Ты же двадцать лет жил на Итаке. — Ждут. Если обещал вернуться, обязательно ждут, сколько бы лет ни прошло. — Я не умею прощаться. Уходи тихо… Сколько раз он потом ругал себя за эти слова!.. Полифрон кивнул. Он действительно скользнул с корабля тихо. Одиссей обернулся на шум и вздрогнул. Время стало тягучим, словно в дурном сне, когда ты кричишь, но тебя не слышат, бежишь и не можешь сделать даже шаг, не можешь догнать, остановить… Он не смог, не успел остановить людей Паламеда, решивших, что раб удрал с корабля Лаэртида. Полифрон сопротивлялся отчаянно. Когда Одиссей все же оказался рядом, диким рыком заставив замереть людей Паламеда, наставник был еще жив, но смотрел на мир уже одним глазом и едва дышал. — Не мсти за меня… не стоит… И обязательно возвращайся, если обещал… Душа Полифрона покинула его тело. Сзади раздался голос Паламеда: — Мои люди были неловки, они убили твоего беглого раба. Я готов заплатить его стоимость… Одиссей выпрямился с телом Полифрона на руках. — Это мой наставник. Глаза Паламеда сверкнули насмешкой: — Твой наставник раб? — Я тебя убью. Сын Навплия даже отшатнулся, столько ненависти во взгляде Одиссея. Не будь у него на руках безжизненного тела Полифрона, Лаэртид взялся бы за меч немедленно. Рядом словно ниоткуда возник друг Одиссея Антифат. — Бывают рабы благородней и лучше свободных. Паламед проглотил оскорбление, тем более к ним уже бежали стражники порта. В Кеми не слишком жаловали разборки на берегу. Вот выходите в море, там и режьте друг дружке горло. Вернее, начало свар приветствовалось, потому что сцепившихся просто забирали в местную тюрьму, а к тому времени, когда за них доставляли большой выкуп, ни кораблей, ни товаров обычно не находилось, все исчезало без следа. Выгодное дело, потому и не пропускали ни одной стычки. Но заступить путь Одиссею не посмел никто, Лаэртид донес тело Полифрона на корабль, и они тут же снялись с якоря. Полифрону устроили погребальный костер на берегу Родоса. Одиссей вдруг сообразил, что даже не знает его настоящего имени, Полифроном — «Многоумным» — раба назвали на Итаке за всезнайство, казалось, в мире не существовало вопроса, на который Полифрон не смог бы дать исчерпывающий ответ. — Он обещал вернуться и не сдержал обещание… Одиссей не подозревал, что его самого тоже ждет двадцатилетнее скитание и только данное обещание заставит вернуться домой… — Куда на сей раз? — Как ни пыталась Антиклея скрыть беспокойство, оно все же сквозило в голосе. — Куда приведет попутный ветер, — беззаботно пожал плечами сын. — Как может быть попутным ветер для человека, который сам не знает, куда направляется? — Для меня все ветра попутные. Одиссей лгал, он отправлялся в Арголиду, вернее, в Спарту. Царь Спарты Тиндарей решил выдать замуж и младшую дочь, считавшуюся самой красивой женщиной на Земле, а потому в Спарте собирались женихи. Глупость? Конечно, Одиссей в том возрасте, когда пора обзаводиться семьей, сколько можно мотаться по морям и грабить побережье? Да, один его дед был знаменитым вором, а второй не менее знаменитым пиратом, и сам Лаэрт до женитьбы пиратствовал, наводя ужас на дальние острова Великой Зелени. А когда женился и у них родился Одиссей, вдруг словно отрезало: превратился Лаэрт-Пират в Лаэрта-Садовника. Старые приятели не узнавали своего боевого товарища с тяпкой вместо меча в руках. |