Онлайн книга «Диверсант-одиночка»
|
Выпил и Москвитин. Закусив и принявшись за чай, доставленный следопытом Захаровым, Карцев проговорил: – Ну, говори, о чем хотел сказать. Слушаю тебя. Андрей оглядел палатку: – Мы можем говорить спокойно? – Тебе что здесь, кабинеты центрального офиса, где Оболенский втыкает время от времени «жучки»? Здесь, Андрюша, полевой лагерь и война рядом, вон за периметром проволочного заграждения. – И все же, сканер у тебя есть? Полковник укоризненно покачал головой: – До чего ж ты упертый! Нельзя спецназовцев надолго в тыл отправлять. – Так есть? Или мне свой достать? – Есть, есть, чудила. Минуту. Командир отряда прошел к сейфу, достал из него карту и небольшой прибор с тремя индикаторами разного цвета, похожий на радиоприемник. Положил его на стол, включил. Заморгал индикатор зеленого цвета. Что означало: ни внутри палатки, ни на удалении от нее в пятьдесят метров прослушивающих устройств нет. Полковник спросил: – Убедился, Фома неверующий? – Так точно, господин полковник, но во время нашего разговора пусть сканер лежит там, где лежит. – Да хрен с ним, пусть лежит. Давай, что хотел сказать, только оперативно, пару часов и нам отдохнуть не помешает. Майор встал, закурив, спросил: – Тебе известно о смерти Ковалевой и ее дочери? – Да. Жалко Настю и Лену. И надо же такому случиться. Андрей нагнулся к Карцеву: – Какому – такому? Полковник удивленно посмотрел на Москвитина: – Стать жертвой обезумевшего бывшего супруга. Не понимаю, почему она, видя угрозу, не нажала тревожную кнопку в квартире? Тогда ребята из отдела физической защиты в момент оприходовали бы этого долбаного бельгийца. – Так ты считаешь, что это бывший муж растерзал семью, в итоге покончив с собой? Карцев прищурил глаза: – А что, разве не так? – По версии следствия все так и выглядит. Но… мотивы убийства? – Ревность. Отказ, насколько я знаю, ехать с ним за «бугор». – Ревность, говоришь? И это после многих лет, прожитых раздельно, лет, которые покойный Ковалев жил с другой семьей? – Но ведь эта, вторая семья тоже распалась? Москвитин вновь встал: – Вот-вот, распалась. И Ковалев ничего не предпринял против развода. Хотя в результате разрыва, я проверил, он потерял в Бельгии чуть ли не половину своего состояния. Законы на Западе такие. Развелся – поделись. И поделись серьезно, не как у нас! Но это ладно. Допустим, Артем Львович не любил вторую жену. А воспылал чувствами к Насте. Но тогда он должен был приехать к ней! Полковник потер лоб: – Подожди, подожди, но разве не к ней он и приехал? – К ней. Но не совсем. Я уже говорил, что проверил кое-какую информацию по Ковалеву, так вот, кроме встречи с ней и дочерью, по данным, полученным из Гента, где в собственном доме проживал Ковалев, у Артема Львовича было запланировано пять встреч с представителями российского бизнеса. Я проверил и эту информацию. Наши коммерсанты подтвердили факт договоренности о встрече с Ковалевым. Далее, у него уже был заказан билет домой. И последнее, даже если отмести все мной сказанное. Ковалев не планировал убийство жены и дочери, потому как даже экспертиза и следствие подтвердило то, что действовал наш бельгиец в состоянии аффекта, то есть практически невменяемым. Тогда возникает вопрос: если он не планировал убийство, то откуда в квартире бывшей жены у него в руках оказался пистолет? Естественно, не зарегистрированный. Скажу больше, пистолет, ранее засвеченный здесь, в Чечне! Где он мог его взять, не планируя убийство? И последнее: что это за состояние аффекта, если Ковалев сначала стреляет в дочь, причем с близкого расстояния и под правую ключицу, и только после того, как девочка оказалась у балконной двери, с более дальнего расстояния он точно кладет пули в цель. Затем возвращается в зал, где, заметь, его послушно ожидает Настя, и убивает ее, причем забивает насмерть. Вопрос, стала бы Настя ждать смерти? Или допустила бы она убийство дочери, если бы имела свободу действий. Да никогда. Но Настя бездействовала! Почему? Она и без оружия могла вырубить вооруженного Ковалева, видел бы ты его хлипкую фигуру. А потому, что была связана, как ранее и дочь. Вопрос второй: кто их связал? Полковник вновь перебил майора: – Откуда тебе известно о том, что мать и дочь были связаны? Насколько мне известно, в протоколе этого нет. – В протоколе еще многого не хватает. И у меня нет документальных доказательств того, что жертвы перед убийством были связаны, но ты сам посуди. Такой вариант подсказывает логика. При любом другом варианте Анастасия сама завалила бы Ковалева. Анастасию и ее дочь убил не Ковалев, выставленный милицией, при согласовании с Оболенским, ФСБ и прокуратурой, убийцей-самострелом, а некто другой. Полковник спросил: – И у тебя есть предположения, кто эти некто? – Да, Игорь, есть. Полковник плесканул в кружки еще спирта, не дожидаясь Андрея, опрокинул в себя очередную дозу, тут же вновь закурив, попросил: – Говори. Андрей в подробностях рассказал боевому товарищу о ночном звонке Ковалевой и о том, что последовало за ним, включая передачу ему документов, полностью разоблачающих руководителя спецслужбы Оболенского. Полковник, как показалось Москвитину, выслушал майора с некоторой долей рассеянности, будто данное повествование Карцев уже слышал. Закончив рассказ, Андрей спросил: – Теперь тебе ясно, кто мог быть убийцей и заказчиком расправы над семьей Ковалевых? Полковник вздохнул: – Ясно-то ясно, и ты выстроил логически стройную цепь возможного развития событий, только, Андрюша, Оболенскому не было никакой надобности убирать Анастасию. – Даже после того, как она завладела убойным компроматом на него? – Даже после этого, потому что те бумаги, что она передала тебе, никакой угрозы для генерала не представляли. – Как это не представляли? – А вот так! Да, Оболенский встречался с Астаминовым в каком-то московском кафе, это даже мне известно. Хотя информация и секретная, думаю, тебе ее доверить можно. Повторяю. Оболенский действительно встречался с Астаминовым, но не с Ахмедом по кличке Батыр, а с его братом, Хасаном, работающим на новую чеченскую власть и являющимся врагом Батыра. Они близнецы, Андрюша, и похожи друг на друга как две капли воды. Москвитин в крайнем изумлении, близком к шоку, переспросил: – С братом? |