Онлайн книга «Офицерская доблесть»
|
– По состоянию здоровья. – А что случилось? – Авария. Перевернулся на машине, поломался так, что служить дальше не разрешили. Случай. – Да, вся наша жизнь сплошной случай. Николай, видя, что разговор Оле дается тяжело, сменил тему и спросил наконец то, что и должен был спросить: – У тебя, Оль, в хозяйстве гвоздодера, лома или монтировки не найдется? В собственный дом не могу зайти. Двери наглухо заколочены, а Володька с семьей отсутствует. – Конечно! Сейчас что-нибудь найду. Николай вновь нервно закурил, а Ольга, захлопнув за собой дверь, прижалась к ней спиной, прошептав: – Господи! Что же это такое? Ну, зачем, зачем он вернулся! Боже! Как же теперь жить? Она приложила прохладные ладони к щекам, закрыла глаза. Из-под ресниц по щекам скатилась серебристая слезинка. За ней другая. Женщина заплакала, задрожав хрупким телом. Появление Николая словно взорвало Ольгу изнутри, с острой, колющей болью, разбередив ей душу так и не остывшей первой любовью. Оторвавшись от двери, женщина бросилась на кухню, открыла кран и подставила лицо под струю холодной воды. Из комнаты вышел мальчик десяти лет: – Что с тобой, мама? Тебе плохо? Женщина вытерла лицо полотенцем, ответив: – Нет, сынок. – А что это за дядя, с которым ты на улице разговаривала? – Это наш сосед. Он и раньше здесь жил. Я с ним в одном классе училась. Потом дядя Коля, так его зовут, стал военным, а сейчас, отслужив в армии, вернулся. Кстати, Валера, ты не знаешь, где у нас гвоздодер? – В сарае, наверное, а зачем он? Мать объяснила: – Дяде Коле надо дверь в хату открыть, там же все заколочено. – А топор подойдет? – Да, должен. – Сейчас принесу. Валера вышел в сени и вернулся с топором: – Вот, мама. – Спасибо, касатик, спасибо, родной. Женщина вышла на улицу, протянула Николаю топор: – Вот, Коль, пойдет? – Пойдет. – Сам-то сможешь? Есипов взглянул на Ольгу: – Что? – Ну, доски оторвать? – Конечно. Ведь у меня же нога повреждена, а не руки. – Ну, ладно. – Как открою, верну. И майор захромал к своему дому. Дверь освободил быстро. Вошел в сени, из них в горницу. Внутри царствовал аромат плесени, пыли и еще чего-то слабого, но такого знакомого, что иначе, как запахом детства, назвать трудно. Из мебели почти ничего не осталось, только пустой шкаф без створок да перекосившийся стул без одной ножки. Кто-то основательно почистил избу. Но это даже хорошо. Все равно старый хлам пришлось бы выбрасывать. Николай прошел в спальню, в свою бывшую детскую. Удивительно, но здесь почти ничего не тронуто, на своем месте стояла старая кровать, даже с матрацем и рваным лоскутным одеялом, стол и две табуретки. В спальне покойных родителей – пустота, одни обшарпанные стены да скрипучие доски пола. Начинало темнеть. Есипов взглянул на часы. Без двадцати шесть! Скоро станет совсем темно, надо посмотреть, осталась ли в чулане «летучая мышь». Но в кладовке было пусто. Ладно! На сегодня обойдемся фонарем или лампу керосиновую у Володьки, как придет со службы, одолжим. Или свечи. Майор вышел во двор, обошел дом, пробираясь через бурьян, сбивая щиты с окон. Хорошо, стекла целы. А то ночью прохладно будет. Не май месяц на дворе. Хотя от прохлады и стекла не спасут. Придется печь растопить. Но это уже по обстановке, возможно, и обойдется без этого. Закончив работу, связанную с применением топора, пошел к двору Ольги. Постучал в дверь. Она вышла на крыльцо тут же: – Все? А мы с сыном только сели уроки проверять. – Его, кажется, Валерой зовут? – Да. Помнишь? – Помню. На поминках видел, но он тогда совсем маленьким был. Сколько ему сейчас? – Десять. В четвертый класс пошел. – Учится хорошо? Женщина вздохнула: – Как сказать? Не лучше, но и не хуже других. Средне. Но главное, душа у него светлая, к чужому горю и страданию не безразличная. Николай улыбнулся: – Это неудивительно. В тебя пошел. Ольга поправила уложенные в пучок волосы, хотя никакой необходимости в этом не было. Николай положил топор на скамейку: – Спасибо, Оля. Рад был тебя встретить. Честное слово. Сколько лет прошло, а увидел и понял, что домой вернулся. В родные места, к родным людям. Иди, учи с сыном уроки, пойду и я. – Как же ты один в брошенном, холодном доме будешь-то? – Как-нибудь. Не к тебе же в гости напрашиваться? Ольга покраснела, достала из кармана нового, что только сейчас заметил офицер, халата, очень удачно подчеркивающего ее красивую фигуру, платок, переложив из рук в руки: – Ты знаешь, Коль… Есипов не дал ей договорить: – Все я знаю, Оля. Насчет гостя я пошутил. А насчет холодного дома? Мне не привыкать. Приходилось и на голой земле спать. А вам с Валерой спокойной ночи и красивых снов. Он уже повернулся, чтобы уйти, как Ольга тихо спросила: – Семью позже перевезешь сюда? Николай взглянул в глаза женщины, спросив: – Чью семью? – Как чью? Свою! Есипов печально улыбнулся: – Я бы перевез, конечно, да вот только некого перевозить. Нет у меня, Оля, семьи. Нет и никогда не было. Не встретил такую, как ты. До свиданья. – До свиданья! Не успел Николай зайти в дом, как почувствовал чутьем разведчика – внутри кто-то есть! И этот кто-то, услышав шаги хозяина, затаился. Затаился где-то в горнице. Скорее всего, за дверью, больше негде. Кто этот неизвестный? Бездомный, облюбовавший пустую хату под временное пристанище? Нет, его майор определил бы сразу, как приехал. Тот обязательно где-нибудь, но оставил бы свой след. И тут он догадался. Этим неизвестным мог быть только Володя Соболев, сосед-участковый! Ну, конечно, вернулся со службы, увидел, что дом Есиповых вскрыт, и зашел проверить, кто это расхозяйничался в соседской избе? Майор улыбнулся и позвал: – Соболев! Выходи! Хреновый из тебя конспиратор, за версту ментом отдает! В проеме показался друг детства: – А ты, Колян, случаем, не в разведке служил? Смотри-ка, учуял, черт бродячий! Друзья обнялись: |