Книга Остров Русь 2, или Принцесса Леокады, страница 52 – Юлий Буркин, Станислав Буркин

— Зато мы с тобой, Костян, теперь первые люди, которые видели гиперпространство!

Ну что с него, с дурака, возьмешь?

— Ну и как, нравится? — только спросил я.

Стас, изображая интерес, минут пять упорно смотрел на помехи, потом все-таки снова нажал на кнопку, и иллюминаторы задраились.

— В жизни не видел ничего более захватывающего… — заявил он. — Слушай, а что мы тут с тобой все эти пять часов делать будем?

— Не знаю, — пожал я плечами. — Может, спать? Мне, честно говоря, хочется.

Стас помолчал, словно прислушиваясь к своим ощущениям, потом зевнул и сказал:

— Мне тоже. Ты в кресле будешь спать?

— Да.

— Ну и зря. Я лично буду летать в невесомости, она мягче. А в кресле — не вытянешься даже.

— Зато я и не треснусь ни обо что.

— Кто не рискует, тот не пьет шампанского, — заявил Стас, отстегнувшись, слегка оттолкнулся от подлокотников и, кувыркаясь через голову, улетел вверх.

Я немножко понаблюдал, как он пытается остановиться, но вместо этого летает от стены к стене, потом прикрыл глаза и почти сразу задремал. Но тут же проснулся от мысли, что мы ведь можем проспать и оказаться вообще в каком-нибудь другом веке, в котором и Смолянина-то с Кубатаем уже давным-давно нет… Вряд ли я, конечно, в таких условиях усну настолько крепко, но всякое ведь бывает.

Я посмотрел на брата. Тот, скрючившись, завис под потолком и, словно подушку, двумя руками прижимал к уху мешок с финиками. Вытянулся, называется…

— Стас, у тебя в часах будильник есть?

— Есть, — буркнул он.

— Поставь на 16.20.

— Ладно. — Он зажал мешок между ног и, опять медленно кувыркаясь в воздухе, принялся ставить время.

А я снова закрыл глаза и моментально погрузился в сонную пелену.

* * *

Я проснулся от пиканья Стасовых часов и каких-то сдавленных выкриков и увидел, что он с приличной скоростью мчится мимо меня. Вот он долетел до стенки, ударился в нее выставленными вперед руками и помчался обратно…

— Что это с тобой? — удивился я.

— Помоги лучше! — крикнул он, вновь пролетая рядом.

Я поймал его за руку, и после парочки акробатических номеров он, пристегнувшись, сидел в своем кресле.

— Уф, — с облегчением вздохнул он. — Когда будильник зазвонил, я резко вытянулся, а ногами, оказывается, в стенку упирался… Ну что, будем тормозить?

Я посмотрел время.

— Да, пора. Минуты три еще подождем.

— Это хорошо, — заметил он. — А то я уже проголодался.

Я тоже не отказался бы перекусить.

— А у нас, кстати, финики есть, — вспомнил я.

— Ну-у… — протянул Стас, — я как-то не сразу заснул…

— Ты что, гад, все финики сожрал?

— А тебе жалко? Там их было-то чуть-чуть. Да ты не расстраивайся, нас скоро Кубатай со Смолянином чем-нибудь существенным накормят…

— Ага! Колбасками хихикающими… — огрызнулся я, но, не удержавшись, улыбнулся: — И «Сушняка» дадут попить. — Потом глянул на время. — Все, пора.

Как меня научил Шидла, я вскрыл щиток экстренного управления и щелкнул клавишей остановки хроногравитационного генератора. Ничего не произошло, и ничего особенного мы не почувствовали. Что и следовало ожидать. Я снова открыл иллюминаторы. Вот тут изменения обнаружились кардинальные: теперь мы были в космосе. Стали видны огромные сияющие звезды и величественный овал Земли, окутанный дымкой атмосферы.

— Супер! — сказал Стас. — Когда мы были маленькие, я всем этим как-то даже не проникся. Зато теперь, когда я знаю, сколько стоит космический туризм, я могу по достоинству оценить этот пейзаж…

— Нам сейчас не до красот, братец, нам сейчас на Землю падать, — напомнил я ему. — Держись за подлокотники, буду запускать реактивный двигатель.

Я внимательно вгляделся в прилепленный к щитку Шидлин папирус с инструкцией и выжал рукоять зажигания.

Но ничего не произошло. Только тогда я обнаружил, что датчик бака показывает полное отсутствие в нем реактивного горючего. Я посмотрел на Стаса, надеясь, что, может быть, я чего-то недопонял и тот сейчас подскажет мне, в чем была моя ошибка. Но вместо этого он констатировал:

— Крандец.

Я не знаю, как это получилось. В конце концов, Шидла не мог предвидеть абсолютно все. Одно дело — теория, другое — практика. Ведь в этот раз мы отправились в будущее непредусмотренным создателями хроноскафа способом. Возможно, когда мы были в гиперпространстве, реактивный двигатель продолжал работать и уничтожать горючее, возможно, что-то еще… Как бы то ни было, сейчас мы находились в открытом космосе с пустым баком, и вернуться на Землю не было никакой возможности.

Если в детстве, к тому моменту как нас спасли, мы толком даже и не успели осознать опасность, то теперь она была видна нам более чем отчетливо. А уж как мне сразу есть захотелось…

— Стас, — спросил я, — а где хоть косточки-то от фиников? Обсосать.

— В кармане у меня. Я не хотел, чтобы они по всему хроноскафу летали.

Обсасывать косточки из Стасова кармана мне не хотелось. Но он напомнил:

— У нас еще семечки есть.

— Удивительно, как ты еще их не сожрал!

— Семечки — Кубатаю, — вздохнул Стас. — Это святое.

Эх, не видать ему наших семечек… Нет, ну каков идиотизм: перенестись через время и застрять в каком-то дурацком космосе! Я отстегнулся от кресла и поплыл к мешку. А Стас тем временем затянул молитву. Не знаю, может, это и правильно, но лично мне от его бормотания только еще тошнее стало.

— Слушай, — попросил я, ловя мешок, — погоди пока молиться. Давай лучше семечки пощелкаем.

— Давай, — согласился он вяло. Но потом добавил: — А о душе кто думать будет?

— О душе будем думать, когда семечки закончатся, — предложил я, осторожно подплывая обратно к креслу.

Оказалось, щелкать семечки в невесомости ужасно хлопотно. Только я, пристегнувшись, приоткрыл мешок, Стас крикнул:

— Осторожно, разлетятся!

И точно, несколько штук уже повисли у меня перед носом. Я осторожно собрал их в кулак. После этого мы со Стасом так же осторожно растолкали все семечки по карманам и тогда уже, доставая по одной, щелкали их, запихивая шелуху в другие карманы. И все равно понемногу в хроноскафе скопилось и стало летать облачко мусора.

Стас сказал:

— А знаешь, что я подумал? Что нам с тобой не должно быть страшно умирать, во всяком случае, должно быть в два раза меньше страшно, чем кому-то еще.