Книга Гибель Богов-2. Книга 1. Память пламени, страница 62 – Ник Перумов

— Э-э, погоди, что ты там сказал насчёт «девяти драконов»? В смысле, ещё четверых родить осталось?

— А ты разве против? — в тон ей откликнулся Сфайрат, и они оба расхохотались.

* * *

Наутро тихий и сонный Поколь стало не узнать — едва только люди узнали о случившемся ночью. Патер Фруммино произнёс, наверное, свою лучшую проповедь — о спокойствии и твёрдости сердечной; нашлись смельчаки, что вместе с ним и патером Франклем отправились закапывать ямы, ставить на места могильные камни и чинить ворота. Многие — особенно из тех, кто побогаче и кто мог себе это позволить, — паковали скарб, намереваясь переждать «лихие времена» где-нибудь подальше.

Но большинство, конечно же, никуда сбежать не могло.

В поднявшейся неразберихе никто и не заметил, как господин и госпожа Хюммель-Стайн вместе с детьми и трактирной служанкой Ирмой, которую в Поколе знали только по имени, выскользнули из городка.

Все с тяжёлыми, даже на вид, заплечными мешками, не исключая и малышки Зоей.

Ирме досталось самое лёгкое. Поклажу Аэсоннэ и Эртана она не смогла даже сдвинуть с места.

— Драконья сила, — не без гордости объявила Айка и тотчас получила выговор от госпожи Клары:

— Этим не хвастаются, дочь.

— Мама, прости. Ирма, прости тоже, — потупилась девочка.

— Мам, зато Ирма может волка-губителя сделать! — немедля влез Эртан.

— Может. Однако не хвастается, — оборвала сына Клара.

— Ты не обиделась? — Айка заглянула Ирме в глаза. Та помотала головой:

— Ни чуточки. Ты дракон. Ох, до сих пор поверить не могу. Айка — дракон! С крыльями! Летать может, огнём пыхать!..

— Зато ты, Эрри правильно сказал, волчару можешь сотворить. И он всех на куски порвёт!

Невольно Ирма погладила сидевшего за пазухой волчка.

— Так это ж не моя заслуга…

— То, что я — дракон, — не моя тоже, — затрясла жемчужными косами Аэсоннэ. — Такой я уродилась. Никто не выбирает.

— Верно, — кивнул прислушивавшийся господин Аветус. — Не важно, кем родился, важно — кем стал.

Это Ирма уже слыхала множество раз, пока служила у Свамме-гнома. Дядька Свамме был незлой, Ирму не обижал, но очень, очень любил поговорить. И как раз про то, мол, что надо стараться, что «кто трудится — тому всё и даётся, а кто на боку лежит да лоботрясничает…». Оно-то, конечно, так, да только трудилась Ирма поболее говорливого гнома, а получала грошики.

Господин Аветус, наверное, понял — не иначе как драконьим чутьём.

— Прости, девочка. Не хотел тебя задеть, Ирма. Жизнь по тебе прошлась, ну да ничего. Ты ей сдачи дать сумеешь. Драконом ты не рождена, но и кроме этого есть пути-дороги для тех, кто не согласен довольствоваться тем, что есть. Знаю много тех, кто злодейством старается себе место отвоевать, или богатство неправедное добыть, или…

— Так ведь, господин Аветус, несправедливо это, — вдруг вырвалось у Ирмы. — Вот патер Франкль. Добрый он и хороший, и грамоту ведает, и книгознатец, и историй всяких видимо-невидимо расскажет — а в бедности. Дядька Свамме его не гонит, так за то патер ему и дров нарубит, и угля натаскает, и воды в котлах накипятит, пока он сам прохлаждается, в теньке с трубочкой посиживает. Разве ж это дело?!

Господин Аветус и госпожа Клара переглянулись. Ой, ой, ну что же она наделала?! Не любят богатые правды, даже самые добрые из них. И завсегда другого богатея защищают. Она, Ирма, достаточно в трактире вертелась, многого наслушалась, многое поняла; а что не поняла, то патер Франкль как раз и разъяснил.

— Правильно судишь, Ирма. — Госпожа Клара оказалась рядом, по волосам погладила. — Богатство — оно такое… Душу и сердце иные вынут, чтобы только сундуки набить. И людей тиранят, мучают, даже убивают за лишний медяк. Вот ты, когда вырастешь и сама из нужды выбьешься, — станешь так поступать, как Свамме-гном с патером Франклем?

Ирма отчаянно затрясла головой.

— То-то. Очень многие, девочка, бедными начинали, в карманах ветер свистел, нужду терпели, голод и холод; а потом, как золото в мошне зазвенело, так и забыли всё, как самим солоно приходилось, да и давай куражиться, над другими власть показывая!.. Я тебя в ученицы взяла, считай, это твой первый урок — не забывай, откуда вышла. Помни это и тем гордись. Свамме — он ведь ещё из лучших…

— Будет тебе, Клара, — господин Аветус улыбнулся Ирме. — Про всеобщее равенство давай после поговорим. Для начала надо Охотящегося найти.

* * *

«Может, не стоило всё-таки волочь девочку с собой?» — сомневалась Клара, глядя на пыхтящую, покрытую потом Ирму, что упорно не сдавалась, таща свой груз наравне с остальными.

Они покинули городок, направляясь по большой дороге к Синехатовке, где Ирма столкнулась с вампиром. Со стороны они, конечно, выглядели странно: мужчина и женщина в добротной и дорогой одежде, оба вооружены до зубов, и с ними пятеро детей, включая младшую девочку, которой не так давно стукнуло самое большее четыре года. Ни вьючных лошадей, ни слуг, только мешки за плечами.

— Ночь настанет, и мы полетим, — утешала уставшую подругу Аэсоннэ. — Я тебя сама понесу. Если папа иного не велит. Не бойся, не упадёшь.

— Ой, ой, — всё равно пугалась Ирма.

— Да брось ты! Мертвяков не испугалась, а полететь трусишь!

— Мертвяков я тоже испугалась…

— Не ври! Если б испугалась, нипочём бы волка на них не напустила!

— Да не напускала я никого… — смущённо отпиралась Ирма.

— Будет тебе! — наседала Айка. — Не отнекивайся, не умаляйся! Ты молодец, без тебя, ох, это ж просто ужас что бы было б!

— Вот именно! — подхватывал Эртан. — Без тебя б не удержались, Ир.

Ирма то краснела, то бледнела, глядя на радостно улыбающихся друзей. Всё-то им нипочём, в восторге от приключения, словно и не было никогда того погоста, и ворот, рушащихся под мертвячьим натиском…

Да, они точно драконы. Даже маленькая Зоська, с которой Ирма частенько играла. Топает, держась за руку госпожи Клары, — и хоть бы раз захныкала!

Сильна госпожа Клара — со всеми детьми в поход против Охотящегося!

Господин Аветус словно услыхал её мысли, обернулся, подмигнул:

— Дракон — всегда дракон, Ирма. Даже если ему или ей совсем немного лет.

Зоська немедленно задрала нос.

Торная дорога, солнце в зените. Лето входит в полную силу.

До самого вечера не случилось ничего примечательного. Шли пешком, в молчании, не обращая внимания на удивлённые взгляды других путников. Не остановились, когда спустился вечер, оставшись одни на опустевшем тракте.

И лишь когда луны взобрались высоко по небесной тропе, наступило время главного.