Книга Испытание страстью, страница 67 – Сильвия Дэй

К удивлению Майкла, скулы и щеки его распутного друга вспыхнули тусклым румянцем.

— Это те, кого ты видел, — ворчливо возразил Алистер. — И что ты о них знаешь или помнишь?

— Прошу меня простить, приятель. Твои божьи коровки меня ничуть не интересуют в отличие от тебя. И насколько припоминаю, я видел каждую не больше одного раза.

— Гм. А ты не заметил, что все они были блондинками? И что у них была бледная кожа и светлые глаза. Но я никогда не встречал женщины с глазами серыми, как надвигающийся шторм, и никогда я не собирался мириться с бледной копией подлинного сокровища. Нет ничего похожего на подлинное произведение искусства, — пробормотал Алистер, и было видно, что его мысли далеко отсюда. — А уж если человеку повезло найти это сокровище, то защищать и лелеять его — удовольствие, и оно становится самым главным в его жизни.

Майкл задумался и помрачнел. Он вздохнул, сознавая, насколько глубоким и всепоглощающим было увлечение Алистера Джессикой. Возможно, его чувство было таким же глубоким, как и его любовь к Эстер.

— Проклятие!

В дверь постучали.

Алистер повернул голову и поднял бровь, что означало немой вопрос.

Из-за двери послышался голос дворецкого.

— Прошу меня простить, милорды, — сказал он. — К вам ее светлость герцогиня Мастерсон.

Алистер кивнул, издав долгий страдальческий вздох:

— Проси ее.

Майкл встал, опираясь на ручки кресла.

— Останься, — попросил Алистер.

— Прошу прощения? — удивленно откликнулся Майкл.

— Пожалуйста, останься!

Майкл снова занял свое место и поднялся только минутой позже, когда вошла мать Алистера. Он улыбнулся при виде красивой женщины, как и любой мужчина.

В отличие от братьев Алистер пошел в мать, и это было заметно сразу. У обоих были чернильно-черные волосы и проницательные синие глаза. Оба отличались врожденным изяществом и присущей от природы сексуальностью, что сказывалось и в сложении, и в походке, и в манере держаться. Обоим был свойственен острый, как рапира, ум и обаяние.

— Милорд Тарли, — приветствовала она его благозвучным мелодичным голосом и протянула ему руку. — Вы прекрасно выглядите и даже слишком хороши, чтобы женщина в вашем присутствии чувствовала себя спокойной и неуязвимой.

Он поцеловал тыльную сторону ее руки, не прикрытой перчаткой.

— Видеть вашу светлость всегда наивысшее из удовольствий.

— Вы посетите маскарад у Тредморов?

— Ни за что его не пропущу.

— Отлично. Не будете ли вы так любезны сопроводить туда моего сына?

Майкл посмотрел на друга и улыбнулся, видя, как помрачнел Алистер и как он уперся в столешницу ладонями обеих рук.

— В моем расписании нет места для подобных глупостей, — сказал Алистер.

— А ты изыщи его, — возразила герцогиня мягко. — Люди уже начинают болтать об этом.

— И пусть себе болтают.

— Тебя здесь не было долгие годы. Люди хотят тебя видеть.

— Пусть так, — процедил он сквозь зубы, — но маскарад — последнее место, куда я пошел бы.

— Алистер Люциус Колфилд…

— Господи! Когда этот проклятый маскарад?

— В среду, и это дает тебе пять дней на то, чтобы ты приспособил свое расписание к этому событию и выделил на него один вечер.

— И это будет первый из многих, — пробормотал он, — если только уступить тебе.

— Я горжусь тобой. И неужели это преступление — показаться в свете?

Майкл с улыбкой скрестил руки на груди. Было редким удовольствием видеть, как несгибаемый Алистер покорился чужой воле.

— Я пойду туда, — сказал Алистер, поднимая руку; чтобы удержать внимание матери, — только если там будет моя невеста. В таком случае это событие можно будет выдержать.

— Твоя невеста…

Герцогиня медленно опустилась на стул рядом с Майклом. Ее прелестное лицо выразило недоумение:

— О, Алистер, кто она?

— Джессика Синклер, леди Тарли.

— Тарли, — повторила она, глядя на Майкла.

Майкл сжал подлокотники кресла. В нем начал закипать гнев.

— Она моя невестка.

— Ах да, конечно.

Герцогиня откашлялась, прочищая горло:

— Она… не старше тебя?

— Если и старше, то самую малость. Едва ли стоят упоминания два года разницы.

— Она ведь какое-то время была замужем за Тарли?

— Несколько лет. И, судя по всем отзывам, это был счастливый союз.

Она кивнула, но все еще казалась озадаченной. Ярость Майкла все усиливалась. Герцогине было безразлично, насколько удачным был брак Джессики, и Алистер отлично знал это.

— Она красивая женщина.

— Самая красивая на свете, — ответил Алистер, не отрывая от матери пронзительного взгляда. — Я хотел бы, чтобы вы с ней получше узнали друг друга, но Джессика против. Она опасается, что ты станешь судить ее по критериям, не имеющим никакого отношения к моим чувствам и к тому, насколько счастливым она меня сделала. Я же старался уверить ее, что ее беспокойство необоснованно.

Герцогиня с трудом сглотнула:

— Конечно.

— Может быть, ты пошлешь ей ободряющее письмо? Я не сомневаюсь, что это облегчило бы ее душу и смягчило сомнения.

Кивнув, герцогиня встала.

— Я постараюсь найти слова, достойные такого случая.

Майкл и Алистер встали. Майкл налил себе стакан бренди, пока Алистер провожал ее светлость до двери. То, что Майкла вынудили выпить так рано, в самом начале дня, еще больше огорчило его. Алистер всегда вовлекал его то в одну, то в другую безумную авантюру со времен их юности, и похоже было, что его влияние оставляло много вопросов.

Когда друг вернулся, Майкл повернулся к нему.

— Ради Бога, ты негодяй, Бейбери. Ты полный и абсолютный осел.

— Можешь беситься и брызгать слюной. Ты держишь перед собой мой титул, как щит, как оружие.

Алистер зашагал по комнате, двигаясь с привычным изяществом и грацией.

— Если тебя удивляет то, как я справился с ситуацией, это значит, что многие годы ты был слеп по отношению к моим порокам.

— Не было никакой достойной причины удерживать меня ради этого! Для нас обоих, ее светлости и меня это оказалось неприятным и вызвало неловкость.

— Тому есть основательная и убедительная причина. — Алистер налил себе бренди. — Твое присутствие заставило ее сдерживать чувства и смирить любую эмоциональную реакцию. Теперь у нее есть возможность обдумать эту информацию до того, как она скажет что-нибудь такое, в чем позже раскается. Можно только молить Бога, чтобы, узнав и обдумав все, она, прежде всего, имела в виду мое счастье.