
Онлайн книга «Путешествие оптимистки, или Все бабы дуры»
Часам к десяти совместными усилиями – Даня тоже подключился к нам, а в восемь еще и Люба забежала помочь – мы сделали буквально все. Завтра оставалось только накрыть на стол и приготовить салат из свежих овощей. Прекрасно! Терпеть не могу в день рождения с утра возиться на кухне. Заснула я, конечно, как убитая после всех трудов, ни на какие мысли сил уже не оставалось. А рано утром, часов в шесть, Дашка явилась ко мне в кровать, как в детстве. – Мамулечка, с днем рождения! – И вас также! – Мамулечка, а что ты мне подаришь? – А ты мне? – Сначала ты! Это был традиционный разговор, из года в год повторявшийся слово в слово. – Так и быть! Я встала и полезла под кровать, где в день приезда спрятала сумку с подарками, присланными ей ко дню рождения ее и моими подружками. – Это все мне? – ахнула Дашка. – Ну конечно, налетай! Хотя погоди, перво-наперво подарок от меня! Я привезла ей модное светло-синее платье с большим вырезом и белой отделкой. – Мамсик! – завизжала Дашка. – Я его сегодня надену. Ой, какая прелесть! Как мне идет! Смотри, и сидит как влитое! Как же ты мне угодила, мамулечка! – Ну давай, смотри дальше! – Нет, сначала мой подарок тебе. Вот! Она подала мне маленькую коробочку, вернее, ювелирный футляр. Когда я его открыла, слезы так и брызнули у меня из глаз – в футлярчике лежало колечко, тоненькое золотое колечко с малюсеньким изумрудом, почти совсем такое, как я когда-то продала. – Дашенька, так ты знала? – Конечно, знала и тогда же сказала себе, как только у меня будет возможность, первое, что подарю маме, – такое колечко! – Данечка, но ведь это, наверное, дорого? – Нет, мамуля, тут все эти цацки куда дешевле, чем в Москве. И потом, разве в этом дело? Ты рада, да, мамуля? Надень его скорее! Не мало? Нет? – Я теперь всегда буду его носить не снимая! Мы обнимались, целовались, смеялись, плакали – словом, нам опять было так хорошо вместе! – Мамсик, ты купаться собираешься? – Собираюсь, а что? – А можно мне с тобой? – Что за вопрос! Неужели ты отважишься лезть в воду? – Ну не знаю, мне просто хочется еще побыть с тобой. – А ты чего в такую рань нынче встала? – Не терпелось отдать тебе кольцо и вообще начать день рождения, двадцать лет как-никак. По дороге она вдруг спросила меня: – Мамуля, а что ты наденешь? – Сама не знаю, вообще-то я хотела белый костюм, но… – Нет, белый костюм Марат Ильич уже видел. – А при чем здесь Марат Ильич? – А при том, что, если ты на свидание к нему надела такой шикарный костюм, значит, хотела сразить его наповал! И впрямь психолог! – Мамуля, ну скажи, у тебя с ним что-то было, это ведь неправда, что у него был роман с Алевтиной? Ну, мама, я ведь видела, как он на тебя смотрел. И на меня… – Что? – Мамуля, только не сердись, ты же знаешь, как я ко всему этому отношусь, ну скажи, это он, да? – Кто? – Это он, мой… отец? Да? Она смотрела на меня синими, его глазищами. – Данечка, тебе это так важно? – Ага, значит, я права, это он! Ты спрашиваешь, важно ли, да нет, теперь уже не важно… но все равно, ужасно интересно посмотреть на своего отца, познакомиться с ним… – Но ты уже познакомилась… – ляпнула я, и разговор из теоретического стал уже вполне конкретным. – Эх, мамуля, была у тебя одна тайна и ту я разоблачила. Ты не сердишься? Посреди пустынной в субботнее утро улицы она повисла у меня на шее. – Чего ты боишься, мама? Мне же от него ничегошеньки не надо, тебе тоже, вон у тебя Кент какой клевый! Да ты сама подумай, как здорово – он придет, а ты вся такая из себя красивая, нарядная, и с тобой Кент, видный, остроумный, влюбленный… Да, мама, а он-то знает? – Догадался. Вчера вечером звонил, говорил, что все высчитал. – Что высчитал? – Что ты его дочь. – А он рад? – Понятия не имею. Мы должны с ним завтра встретиться и поговорить. Но большой радости я как-то не почувствовала. Даже если и рад, все равно в результате чего-нибудь да испугается. – А чего тут пугаться, мы же ему не навязываемся! – Еще не хватало! – А ты у меня, мамочка, большой молодец, гордая! – Да какая там гордость, чёрта ли в ней, просто очень уж не ко времени он появился, папуля твой. Я так когда-то мечтала о встрече с ним, и именно о такой, но теперь… – Ты ему не все высказала, когда вы встретились? – Ах, Дашка, давай не будем портить себе этот день! – Мам, а как же мне теперь себя с ним вести, когда я знаю, что он знает? – Думаю, выяснять такие вещи публично, тем паче в присутствии твоей свекровушки, не стоит. Я просила его пока молчать, хотя бы сегодня, молчи и ты. А завтра, если захочешь, можем встретиться втроем, и пусть-ка он покрутится! – Правильно! Какая ты у меня умная, мама! О нет, я дура, набитая дура, такая же, как все бабы! Что мне, спрашивается, надо? А надо мне, видите ли, выглядеть сегодня на все сто, чтобы убить одним ударом и Котю, и Марата! Хотя оба, кажется, и так убитые. Да нет, если честно, больше всего мне хочется утереть нос этой противнейшей бабе, моей сватье. Ох, до чего же я ее не люблю! На редкость мерзкая особа! Мы с ней знакомы уже лет пятнадцать. Когда-то она тщательнейшим образом скрывала свое еврейское происхождение, носила фамилию первого мужа Уварова, работала в Госплане и была правовернейшей коммунисткой. Как только коммунизм пошел на убыль, так тут же стало убывать и ее коммунистическое сознание. Она быстренько оформила брак с мужем-евреем, с которым жила, так сказать, во грехе, заставила его усыновить родного сына, до той поры считавшегося незаконным, и при первой же возможности уволокла мужа в Израиль, где бедняга Беркович очень быстро умер от какой-то сердечной болезни. Тогда она стала требовать, чтобы сын тоже приехал в Израиль, а Даня, уже тогда женихавшийся с Дашей, ни за что не хотел. Но тут он окончил консерваторию, работы для него не было, а мамаша сулила ему в Израиле блестящую карьеру. Вот тогда он быстро женился на Дашке, и они смотались. Блестящая карьера, насколько я понимаю, ему тут тоже не светит, но, в общем, могло быть и хуже. К счастью, Даня пошел не в мать, а в милого славного Берковича. Пусть-ка теперь эта поганка увидит, что я приехала из Москвы, которую она с презрением оставила лет семь назад, и не только там не захляла, а, наоборот, можно сказать, процвела, и вокруг меня вьются два мужика, которые оба – она же подробностей не знает – смотрят на меня горящими глазами… Ого-го, это будет весело, а все драмы как-нибудь утрясутся, рассосутся… Приняв такое решение, я успокоилась, развеселилась, и Дашка, которой я, разумеется, ничего не сказала о своих не слишком красивых намерениях, тоже сразу повеселела. |