Онлайн книга «Дом тишины»
— Да замолчи ты, дурак! — закричал Мустафа. — Даже не стесняется. А я-то думал, он станет настоящим человеком. Думал, выйдет из него толк, обманывался его просьбами поручить ему настоящее дело. А он, значит, прислуживает, как раб, всяким богачкам! — Я не раб! — Да ты уже несколько дней как во сне! — сказал Мустафа. — Когда мы вчера вечером писали на стенах, ты у нее под дверью стоял? — Нет. — Ты пятнаешь нашу честь своим воровством! — сказал Мустафа. — Хватит, все! Убирайся отсюда! Мы немного помолчали. Я подумал — вот бы сейчас оказаться дома, сейчас бы спокойно открывать математику. — Все еще сидит, даже не стесняется! — сказал Мустафа. — Видеть больше его не хочу! Я посмотрел на Мустафу. — Ладно, братец, перестань, не придавай значения, — сказал ему Сердар. Я опять посмотрел на него. — Уберите его от меня. Не хочу видеть перед собой влюбленного в богачку! — Прости его! — попросил Сердар. — Смотри, как он дрожит. Я сделаю из него человека. Сядь, Мустафа. — Нет! — ответил он. — Я ухожу. И в самом деле уходит. — Ну что ты, нельзя так, братец! — сказал Сердар. — Сядь! Мустафа встал, теребит пояс. Я решил — сейчас встану и врежу ему. Просто прибью его! Но если не хочешь остаться один, то приходится в конце концов рассказать всем что-то такое, чтобы о тебе не думали плохо. — Я не могу быть в нее влюблен, Мустафа! — произнес я. — Приходите сегодня вечером, — сказал Мустафа новеньким. Потом повернулся ко мне: — А ты чтоб здесь больше не показывался. И нас не знаешь и не видел, ясно? Я задумался. Потом вдруг сказал: — Постой! — и, не обращая внимания на то, как дрожит мой голос, произнес: — Послушай меня, Мустафа. Ты сейчас все поймешь. — Что? — Я не могу быть в нее влюблен, — сказал я. — Эта девушка — коммунистка. — Что? — переспросил он. — Да! — сказала я. — Клянусь, я сам видел. — Что ты видел? — крикнул он и шагнул ко мне. — Газету. Она читала «Джумхуриет». Она каждый день покупает в бакалее «Джумхуриет» и читает. Сядь, Мустафа, я все расскажу, — сказал я и замолчал, чтобы они не услышали, как голос дрожит. — Ах ты, идиот недоразвитый, ты что, в коммунистку влюбился? — опять закричал он. Мгновение мне казалось — он ударит. Ударил бы — я бы его убил. — Нет, — ответил я. — Я не могу быть влюбленным в коммунистку. Когда я был в нее влюблен, я еще не знал, что она коммунистка. — Когда — что ты был? — Когда я думал, что влюблен в нее! — сказал я. — Сядь, Мустафа, я все расскажу. — Ладно, сажусь, — сказал он. — Ты знаешь, что тебе будет плохо, если соврешь? — Сначала сядь и выслушай меня. Я не хочу, чтобы ты плохо думал обо мне. Я все расскажу. Потом я недолго помолчал и попросил: — Дай мне сигарету! — Ты и курить начал? — спросил Сердар. — Замолчите и дайте ему сигарету! — сказал Мустафа и наконец сел. Яшар дал мне сигарету, не заметив, что руки у меня дрожат, потому что спичку мне он зажег. А потом, увидев, что все трое с любопытством ждут, что я расскажу, я опять задумался. — Я увидел ее, когда она молилась на кладбище, — начал я. — Я подумал, что она не может быть богачкой, потому что у нее была покрыта голова, и, воздев руки к Аллаху, она вместе с бабушкой… — Что он такое говорит, а? — спросил Сердар. — Замолчи! — цыкнул на него Мустафа. — Что ты делал на кладбище? — Там иногда оставляют цветы, — объяснил я. — Когда отец ходит по вечерам с гвоздикой в петлице, люди в барах покупают у него больше билетов. Он иногда просит меня принести цветов. — Ладно! — Тем утром я пошел туда набрать цветов и увидел ее у могилы ее отца. Она была с покрытой головой и, подняв руки, молилась Аллаху. — Врет! — сказал Сердар. — Я видел девчонку сегодня утром на пляже, она была совершенно голая. — Нет, она была в купальнике, — возразил я. — Но когда она была на кладбище, я еще не знал, что она такая. — Ну и что, эта девушка — коммунистка? — спросил Мустафа. — Или ты мне голову морочишь? — Да, — сказал я. — Она коммунистка. Я же рассказываю… Когда я увидел ее там, во время молитвы, признаюсь, я немного растерялся. Потому что в детстве она такой не была. Я знал ее в детстве. Плохой она не была, но и хорошей тоже. Вы их не знаете. Так я думал, а потом в голове у меня все перемешалось. Мне стало интересно, какая она сейчас. Итак, я от любопытства, да и чтобы поразвлечься немного стал ходить за ней, следить за ней… — Бродяга, тунеядец! — сказал Мустафа. — Так влюблен же! — сказал Яшар. — Замолчи! — велел ему Мустафа. — Как ты узнал, что она коммунистка? — Когда следил за ней, — ответил я. — Потом я больше не делал этого. В тот раз она случайно вошла в бакалею, где я пил кока-колу, и купила «Джумхуриет». По газете я и понял все. — Ты понял только по газете? — спросил Мустафа. — Нет, не только по газете, — ответил я, немного помолчал и добавил: — Каждое утро она приходит и покупает «Джумхуриет», а других газет не покупает, Я в этом даже не сомневаюсь. Ну, а потом она перестала дружить со здешними богатеями. — Она каждое утро покупала «Джумхуриет», — проговорил Мустафа. — И ты от нас это скрывал, потому что все еще был влюблен в нее и ходил за ней следом, не так ли? — Нет — ответил я, — Я сегодня утром видел, как она купила «Джумхуриет». — Не ври, а го врежу, — сказал Мустафа. — Ты сейчас только что сказал, что она каждое утро покупала «Джумхуриет», — Она каждое утро ходила в бакалею и что-то покупала, но я же не знал, что она покупает, — сказал я. — Я только сегодня утром увидел, что покупает она «Джумхуриет». — Врет он все, — сказал Сердар. — Не знаю. — сказал Мустафа. — Скоро я задам ему трепку. Зная, что девчонка — коммунистка, он ходил за ней по пятам. Ну, а что с этими расческами? Говори правду. — Говорю, — ответил я. — Одну она выронила, когда я за ней следил. Тогда я поднял ее с земли. Я не украл… А другая — это мамина расческа, клянусь. — Зачем ты носишь с собой мамину расческу? Я еще раз затянулся и замолчал, так как знал, что они больше мне не верят. — Я тебя спрашиваю! — сказал Мустафа, — Ладно. — сдался я. — Но вы ведь мне не верите. Клянусь, сейчас я говорю правду. Да, эта красная расческа — не мамина. Я только что говорил, что расческа мамина, потому что стеснялся. Эту красную расческу она сегодня купила в бакалее. |