Книга Крыши Тегерана, страница 80 – Махбод Сераджи

Она принимается возиться с паранджой — похоже, снимает кружево, прикрепленное к непрозрачной части вуали. Ее пальцы работают быстро, и, судя по всему, она пытается развязать спрятанный узелок. У нее тонкие бледные красивые руки, совсем как у Зари. Боже мой, если у нее получится, я смогу увидеть ее лицо! Резким движением руки она откидывает назад кружево и чешет макушку. Я силюсь увидеть ее лицо, но его загораживает рука.

Спустя несколько мгновений ее рука скользит вниз, но теперь лицо заслоняет край вуали. Все, что я вижу, — это бархатный профиль, неподвижный, как у модели, позирующей художнику. Потом она прислоняется к стене. Я догадываюсь, что глаза у нее закрыты, а губы движутся, вероятно, повторяя стихотворение Хафиза или Хайяма — возможно даже, из тех, что читал ей я. Ее грудь поднимается и опускается, и я почти вижу ее дыхание — вдох и выдох. Вдруг она поднимает голову, словно что-то услышала. По направлению ее взгляда можно понять, что ей показалось, будто этот звук исходит от нашего дома. Надеюсь, это не мои родители. Стоит ей увидеть их, и она убежит к себе.

Я изо всех сил стараюсь разглядеть ее лицо. Ее голова наклонена вправо, словно она, в ожидании моего прихода, смотрит через плечо на окно моей комнаты. То, как она сидит, ерзая на месте, подсказывает мне, что она встревожена и сбита с толку звуками, которые ей послышались. Проходит несколько томительных секунд, и она вновь прислоняется к стене.

Я борюсь с мыслью выступить из темноты в лунный свет. Мы посмотрим друг другу в глаза, но ничего не скажем. Что мог бы сказать каждый из нас? Столь прекрасный момент не стоит портить словами. Я подойду к ней, протяну руку и помогу ей встать. Мы обнимемся и будем долго так стоять. А что, если она попытается убежать? Я схвачу ее и скажу, что ночной кошмар окончен, что мне безразлично, как она выглядит, и что до конца наших дней она будет принадлежать мне!

— Да, — непроизвольно шепчу я.

Она вскидывает голову. Ее глаза лучезарно сияют отраженным лунным светом — без сомнения, те самые глаза, что каждый вечер следили за мной. Этот взгляд — горячий и острый, хищный и живой, как у испуганной кошки. Она не убегает, а спокойно поднимает руку и опускает вуаль, снова превращаясь в Переодетого Ангела. Неторопливая отточенность ее движений напоминает мне о характерной для нее уверенности в себе.

Я поднимаюсь и выступаю в лунный свет. Она сидит неподвижно, и меня притягивает к ней, как магнитом. Я медленно подхожу и, помедлив секунду, осторожно наклоняюсь и сажусь рядом. Ее мерцающие глаза пристально смотрят на меня из-под кружева паранджи, и мое сердце стучит в такт с взмахами ее ресниц. Мои глаза наполняются слезами.

— Не плачь, — шепчет она.

Я ищу в этом шепоте знакомое звучание.

— Пожалуйста, не плачь, — повторяет она.

— Это ты? — спрашиваю я.

Она отворачивает голову, пряча глаза.

— Скажи, — умоляю я, — это ты?

Она все так же молчит под покрывалом. Я протягиваю руку и беру ее за подбородок, чтобы повернуть к себе лицом.

— Дай посмотреть на твое лицо.

Она качает головой, но я вижу, как под вуалью льются жемчужные слезы.

— Сколько времени еще ты собиралась от меня прятаться? — ласково журю я.

Она снова пытается отвернуться, но я крепко ее держу.

— Ты действительно думала, что я не захочу тебя видеть?

Она молча качает головой.

— Ты хотя бы понимаешь, сколько я без тебя выстрадал? — задыхаюсь я от подступившего гнева. — Знаешь, как часто я думал, что жизнь без тебя не имеет смысла? Что, если бы я покончил с собой?

Высвободив руку из-под паранджи, она тянется к моим к губам, чтобы заставить меня замолчать, но я отвожу голову и продолжаю говорить.

— Ты думала, я смогу уйти и забыть о тебе? Как ты могла такое подумать? Разве ты не понимаешь, что для меня вечно гореть в аду — менее суровое наказание, чем жить без тебя?

— Тише, — молит она.

— Охвативший тебя огонь до сих пор горит в моем сердце.

— Ну пожалуйста, перестань, — шепчет она.

— Нет! Почему же? Как я могу?

— Умоляю тебя, перестань, пожалуйста.

— Они угрожали твоей семье? Дело в Кейване? Его грозились отобрать? Скажи мне правду.

— Прошу тебя, перестань, ну пожалуйста… — умоляет она сквозь рыдания.

Я слушаю, как она плачет. У меня будто кто-то вырывает сердце из груди. Я переполнен раскаянием и умоляю ее простить меня. Я пытаюсь объяснить, что у меня в душе — извержение вулкана и укротить его пока не удается.

Она близко наклоняется ко мне и вытирает ладонями слезы с моих щек, а потом быстро отодвигается. Я объясняю ей, что никак не мог нарисовать без нее свое будущее и оно представлялось мне обширной бесплодной пустыней, где я просыпался бы каждое утро, не беспокоясь о том, светит ли солнце, идет ли дождь, рано сейчас или поздно, зима на дворе или лето. Я просил Бога забрать меня к себе, положить конец жизни, не имеющей более смысла.

Она проворно прикусывает кожу между большим и указательным пальцами со словами:

— Не говори так!

А потом разражается горькими рыданиями.

— О боже! Что я делаю? — говорю я. — То, через что ты прошла, дорогая моя, в сто раз хуже того, что вытерпел я. Прости мою эгоистичность.

— Нет, нет, нет! Прошу тебя, перестань говорить такие вещи!

— Твоя походка, твои движения, твои глаза, то, как минуту назад ты почесала голову, — все говорит о том, что ты моя Зари.

— Остановись!

— Дай мне обнять тебя, дай почувствовать, как твое тело прижимается ко мне. Скажи мне, что нас ничто никогда больше не разлучит.

— О господи, прости меня, — всхлипывает она. — Нельзя было допустить, чтобы все зашло так далеко.

— Я хочу лишь, чтобы ты пообещала, что никогда больше не сделаешь ничего подобного!

— О Боже, помоги мне. Прошу Тебя, помоги мне!

— Чего ты боишься?

— Ну пожалуйста, Господи. Мне так жаль.

— Почему тебе жаль? — начиная прислушиваться, спрашиваю я.

— Это разобьет ему сердце…

— Мне безразлично, как ты выглядишь, — перебиваю я. — Твоя внешность не имеет для меня значения. Я люблю тебя.

— Боже, помоги мне. Нельзя было допускать, чтобы все зашло так далеко.

Она осторожно отталкивает меня, когда я протягиваю руки для объятия. В наступившей невыносимой тишине я пристально смотрю ей в глаза, отчаянно доискиваясь ответа на вопрос, задать который у меня не хватает смелости. Она пытается что-то сказать, но ей мешают рыдания.

— Что ты пытаешься мне сказать? — спрашиваю я.

Наступает долгая пауза. Сердце мое громко стучит, ее тоже. Я слышу оба.