Онлайн книга «Охота на овец»
|
Однако месяц спустя по штабу пополз очень странный слух. Слух о том, будто бы генерал, скитаясь по лесам, «вступил в особую связь» с овцой. К чему конкретно сводилась эта «особая связь», не мог объяснить никто. Кончилось тем, что начальство вызвало его к себе в кабинет и провело «собеседование». Колониальное государство – не то место, где можно игнорировать слухи. – Это правда, что ты вступал в «особую связь» с овцой? – спросило начальство. – Так точно. Вступал. Дальнейший диалог звучал следующим образом. В: – Что такое «особая связь»? Половой акт? О: – Никак нет. В: – Изволь объясниться. О: – Психическое соитие. В: – Это не объяснение. О: – Трудно найти точный термин. «Обмен душами» – пожалуй, наиболее близкое определение. В: – Ты хочешь сказать, что обменялся душами с овцой? О: – Так точно. В: – Значит, всю неделю, пока тебя искала военная разведка, ты обменивался душами с овцой? О: – Так точно. В: – Ты не считаешь это нарушением служебного долга? О: – Мой долг – изучать овец. В: – В изучение овец не входит задача обмена душами! Тебе следует быть осмотрительнее. Ты был гордостью Императорского университета. В Министерстве тобой до сих пор все тоже были довольны. Если не наделаешь глупостей – станешь одним из тех, кто двигает сельскохозяйственную политику всего Дальнего Востока. Помни об этом! О: – Слушаюсь. В: – Про «обмен душами» приказываю забыть. Овца – обыкновенная скотина. О: – Это забыть невозможно. В: – Изволь объясниться. О: – Овца – у меня внутри. В: – Это не объяснение. О: – По-другому объяснить невозможно. В феврале 1936 года Профессора Овцу отозвали на родину, еще несколько раз провели с ним подобные «собеседования» – и определили на работу в министерский архив. Работа его заключалась теперь в составлении описей к документам и поддержании порядка на стеллажах. Иными словами, от пирога дальневосточного сельского хозяйства его тарелку убрали. – Овца ушла из меня! – именно тогда начал жаловаться Профессор Овца друзьям. – А раньше она была, была у меня внутри!.. * * * 1937 год. Профессор Овца увольняется из Министерства, получает крупный гражданский заем от того же Министерства на реализацию своего «Плана выведения трехмиллионного поголовья японских, маньчжурских и монгольских мериносов» – проекта, над которым работал все эти годы, – переселяется на Хоккайдо и становится овцеводом. В хозяйстве его – пятьдесят шесть овец. 1939 год. Профессор Овца женится. Сто двадцать восемь овец. 1942 год. Рождается сын (ныне – управляющий отелем «Дельфин»). Сто восемьдесят одна овца. 1946 год. Пастбища Профессора реквизируются под учебный полигон оккупационной армией США. Шестьдесят две овцы. 1947 год. Профессор Овца поступает на службу в Союз Овцеводов Хоккайдо. 1949 год. Жена Профессора умирает от туберкулеза. 1950 год. Профессор Овца назначается директором Музея Мериносоведения Хоккайдо. 1960 год. Сын лишается пальцев в порту Отару. 1967 год. Закрывается Музей Мериносоведения. 1968 год. Открывается отель «Дельфин». 1978 год. Молодой агент по торговле недвижимостью спрашивает о пейзаже на фотографии. (Это уже про меня). – Чертовщина какая-то! – только и смог сказать я. – Очень хотелось бы поговорить с вашим отцом! – попросил я. – Конечно – сходите да поговорите, никаких проблем. Вот только меня отец... недолюбливает. Так что уж извините, но не могли бы вы сходить к нему сами? – попросил сын Профессора Овцы. – Недолюбливает? – Ну, не переносит, что я лысый, что пальцев нет... – А! – сказал я. – В общем, со странностями человек, я так понимаю? – Может, нехорошо так говорить про отца, но... еще с какими странностями! С тех пор, как с овцой повстречался – ну просто подменили человека. Сделался совершенно несносен в общении, груб порой до жестокости. Но знаете – на самом деле, в глубине души, он очень мягкий и добрый! Только послушайте, как он играет на скрипке – сразу поймете... Эта овца доставила отцу невыносимые страдания. А потом, уже через него, принесла много боли и мне. – Вы, наверное, очень любите своего отца? – спросила подруга. – Да, конечно. Люблю, – ответил управляющий отелем «Дельфин». – Только он меня всегда недолюбливал. Даже в детстве не обнял ни разу. Слова теплого за всю жизнь не сказал. А теперь, когда у меня пальцев недостает и голова как колено, – еще и издевается надо мной то и дело! – Я уверена, он это делает неумышленно! – попыталась утешить его подруга. – Я тоже так думаю, – поддержал ее я. – Спасибо вам... – сказал управляющий. – Но если придем только мы вдвоем – станет ли он разговаривать с нами? – спросил я. – Трудно сказать, – ответил управляющий. – Но если выполнить два условия – очень может быть, что и станет. Во-первых, нужно сразу сказать, что вы пришли с вопросом насчет овцы. – А во-вторых? – Не говорите, что это я вас прислал. – Понятно... – сказал я. * * * Поблагодарив сына Профессора Овцы, мы с подругой поднялись на второй этаж. В коридоре было зябко и сыро. Тусклые лампочки еле горели, в углах скопилась многолетняя пыль. В воздухе пахло старой бумагой и человеческим телом. Мы прошли, как было указано, в самый конец длинного коридора и постучались в облезлого вида дверь с облупившейся пластмассовой табличкой «Директор Музея». На стук никто не отозвался. Я постучал еще раз. Никакого ответа. И лишь когда я постучал в третий раз, из-за двери донесся сдавленный рык: – Во-он! – проревел мужской голос. – Все пошли вон!!.. – Мы к вам насчет овец! – сказал я. – Ступайте жрать свое дерьмо!!! – раздалось в ответ. В свои семьдесят три Профессор обладал на редкость отменной глоткой. – Но нам с вами действительно необходимо кое-что обсудить! – заорал я через закрытую дверь. – Насчет овец, ублюдок, мне нечего с тобой обсуждать!!! – И все-таки поговорить придется! – настаивал я. – Насчет овцы, которая исчезла в тридцать шестом году! Несколько секунд из-за двери не доносилось ни звука. Затем дверь резко, неожиданно легко распахнулась – и Профессор Овца предстал перед нами. |