
Онлайн книга «Клиника в роще»
Интересовал ее и другой пациент – Евгений Осадчий. Шевердук был прав, когда сказал, что тот – чертовски обаятельный парень. Вера не могла забыть его манеры улыбаться – вежливо, открыто, приветливо. Не могла забыть длинных ресниц и мягкого, интеллигентного голоса молодого человека. Даже его легкое заикание казалось ей невероятно симпатичным. К тому же Осадчего окружала тайна. Его больничная карта хранилась в сейфе у заведующего, и Вера готова была отдать год жизни за то, чтобы хоть одним глазком заглянуть в нее. Какие невероятные ужасы описаны в анамнезе? А вдруг Осадчий – серийный убийца? Или страшный насильник? А может быть, этот обаятельный, симпатичный парень готовил покушение на президента? Вопросов было много, ответов – ни одного. Однажды Вера, посчитав, что может уже претендовать на некую доверительность в отношениях, попросила Шевердука устроить ей еще одну встречу с Осадчим. Однако на сей раз шантаж не сработал, и Шевердук ответил ей резко и грубо: – Вера Сергеевна, ваша настойчивость может погубить вашу карьеру. Если вы не остановитесь, я буду вынужден этому поспособствовать. Девушка поняла намек и лишь виновато улыбнулась в ответ. Но пару дней спустя все же нашла способ встретиться со странным пациентом. В то утро она столкнулась с двумя охранниками, которые везли по коридору каталку, на ней лежал Осадчий. Приподняв голову, парень посмотрел на нее полным страдания взглядом и слегка шевельнул губами. Вера готова была поклясться, что он пробормотал: «Помогите». И тогда смутные подозрения, терзавшие душу Веры, оформились во вполне определенную мысль. Что, если эксперименты, инициированные Черневицким, незаконны? Что, если в подвале клиники на пациентах опробуют запрещенные лекарственные препараты, блокирующие агрессию, но вместе с ней и саму волю к жизни? Если все обстоит так, то феномен Часовщика имеет объяснение. И дело тут вовсе не в седативных препаратах – его просто превратили в «овощ». Или, говоря точнее, в безвольную, нерефлексирующую и ничего не чувствующую каменную глыбу. Последующие два часа Веру преследовало видение – измученное лицо Евгения Осадчего и его исполненный мольбы взгляд. На исходе второго часа она решилась на должностное преступление. Дело в том, что перед тем, как уйти на обеденный перерыв, Шевердук всегда снимал свой врачебный халат и вешал на спинку стула в ординаторской, и Вера решила воспользоваться оплошностью своего наставника. Улучив момент, она вынула из кармана халата пластиковый ключ от палаты Осадчего и минуту спустя была там. Завидев Веру, Осадчий приподнялся на кровати и, обессиленно улыбнувшись, пробормотал: – Я знал, что вы еще придете. Вера села на стул, покосилась на дверь и спросила: – За что вас сюда привезли? Что вы натворили? – Я… – Только говорите быстро. У нас мало времени. – Понимаю, – кивнул Евгений. – Я сделал то, что д-должен был сделать. Вера посмотрела на него с сомнением. – Я полюбил девушку, – продолжил Евгений. – Но у нее уже был жених. Студент МГИМО, сын очень б-богатого человека. Однажды я увидел, как грубо он с ней разговаривает, и вмешался. Я хотел заступиться за нее, а он… Он влепил ей п-пощечину. Евгений облизнул кончиком языка пересохшие от волнения губы. – И она бросила его. Мы с ней стали друзьями. А затем, когда она узнала меня п-получше, полюбила меня. Вы мне верите? – Верю ли я в то, что вас можно полюбить? – Вера усмехнулась. – Почему бы нет? Вы славный парень. Что было потом? – Потом… – Евгений вновь облизнул губы и с трудом договорил: – Потом они ее изнасиловали. Тот студент и его друг. Я должен был отомстить. – Вы их… – Я их убил, – сказал Евгений, устремив на Веру блестящие от слез глаза. – Выследил по одному и убил. Один ударился г-головой о бордюр тротуара во время драки, все получилось почти случайно. Но второго я убил вполне осознанно. Суд присяжных оправдал меня, но п-после кассационной жалобы меня судили снова и признали невменяемым. – Вы хорошо помните своего отца? – спросила Вера, внимательно глядя Осадчему в глаза. Тот вытер рукавом рубашки потный лоб и едва заметно усмехнулся. – Вы хотите узнать, помню ли я, как он убил мою мать? Д-да, я все помню. – Но почему тогда делаете вид, что не помните? – Потому что ваши коллеги считают меня с-сумасшедшим. При всем желании я не смогу их разубедить. Вера снова покосилась на дверь, приблизила свое лицо к лицу Осадчего и тихо спросила: – Что с вами делали в лаборатории? Евгений мучительно поморщился. – Мне ввели в вену какой-то п-препарат. Это было страшно. – Вам было больно? – Очень! И еще – у меня были г-галлюцинации. Страшные галлюцинации, – голос Евгения дрогнул. Парень вскинул руки к лицу и потер пальцами виски. – Такое с вами часто случается? – осведомилась, продолжая его разглядывать, Вера. Евгений покачал головой: – Нет. Только в лаборатории… после т-того, как мне делают инъекцию. – Хотите сказать, что галлюцинации вызывают у вас искусственно? Евгений улыбнулся – беспомощно, растерянно. – Хотел бы я, чтобы это было не так, – молодой человек снова с усилием потер пальцами виски. На его лбу выступили капли пота, пальцы подрагивали. – Когда за мной п-приходят, чтобы отвезти в лабораторию, меня начинает бить дрожь. Раньше я пытался сопротивляться… и тогда меня просто б-били. Черты лица Веры стали резкими, на лбу прорезались едва заметные морщинки. – Но так не может быть, – четко и спокойно сказала она. – Информация об истязании больных обязательно бы просочилась. Подобные вещи не остаются безнаказанными. Осадчий кивнул и с горечью произнес: – Она г-говорила то же самое. – Кто? – Девушка, которая была до вас. Вера замерла. – Вы говорите о девушке-враче? Он кивнул: – Да. Ее звали Вероника. Вероника Холодова. Мы пару раз с ней б-беседовали. Но недолго. Она сказала… – Евгений вновь мучительно поморщился. – Она сказала, что хочет п-помочь. А потом… потом просто исчезла. Я спрашивал у Ивана Федоровича, и доктор сказал, что она уволилась. – Евгений посмотрел Вере в глаза и тихо спросил: – Она правда уволилась? – А у вас есть основания сомневаться в этом? Он отрицательно качнул головой: – Нет. К-конечно, нет. Но когда мы с ней встречались в последний раз, мне почему-то показалось, что ей грозит беда. – Какая беда? – насторожилась Вера. – Откуда? |