Книга Тринадцать лет пути, страница 16 – Кир Булычев

– Ты что? – сразу поняла она. – Нельзя. Там вакуум!

– Я знаю, знаю!

– Ты же погибнешь.

– Да.

– Но тебе нельзя! Это только я. Я так хочу! Надень шлем!

– Не надену.

– Я все равно открою дверь! Мне надо уйти!

– Открывай.

Павлыш не успел испугаться в тот момент, когда срывал шлем, и не боялся смерти. Он уже понимал, что Армине не сможет открыть дверь, зная, что Павлыш погибнет тоже.

Армине кинулась к Павлышу. Нет, не к Павлышу, она побежала к шлему, что медленно катился к бассейну, и Павлыш вместо того, чтобы перехватить девушку, как зачарованный смотрел на шлем. Шлем подкатился к кромке бассейна, и было интересно – кто первый? Успеет ли шлем упасть в воду? Или Армине схватит его? Как будто на стадионе, Павлыш болел за шлем.

Армине успела первой. Она подхватила шлем, когда он уже скатывался в воду, прижала к груди и тут же побежала к Павлышу. Наверное, со стороны это выглядело смешно – Армине старалась нахлобучить шлем на Павлыша. Она словно лишилась рассудка. Ведь невозможно надеть шлем на мужчину, который этого не хочет.

Павлышу не стоило труда схватить девушку за руки – ее запястья оказались совсем тонкими – и отвести к дивану. Армине шла послушно, даже не пыталась вырваться, так замирает в руках маленькая птица.

– Садись, – сказал Павлыш. Сел рядом. Но рук Армине не отпустил.

– Мне больно, – сказала Армине.

– А ты не убежишь? – Павлыш отпустил ее руки.

– Мне больно. Мне больно… – Она повторяла как заклинание: – Мне больно. – И уже плакала. Она плакала так сильно, что упала на диван. Она била кулаками по мягкой обшивке, и глупый диван никак не мог сообразить, как лучше прогнуться, чтобы Армине было удобно.

– Мне так больно…

Надо бы принести воды, но где тут найдешь стакан?

Павлыш вел себя так, словно наблюдал все со стороны. Он поднялся, прошел к двери во Внешний сад, набрал новый код, заперев дверь. Потом вернулся к Армине. Она плакала тихо, волосы разбежались по плечам и веером – по сиденью дивана.

– Ты меня чуть не провела, – сказал Павлыш. – Я чуть-чуть не попался. Когда я увидел тебя, то решил, что ты и не собираешься… идти во Внешний сад. И подумал: вот я дурак.

– Ну зачем ты пришел? – Армине спросила тихо, словно в самом деле ее интересовал ответ.

– Тебя в каюте не было, – ответил Павлыш. – И меня что-то сюда повело. А когда я узнал, что переходник закрыт, я сразу понял.

– А разве человек не имеет права убить себя? – спросила Армине.

Она села, убрала тыльной стороной руки волосы с глаз. Глаза были красными.

– Зачем? – спросил Павлыш.

– Чтобы вам не мешать, – сказала Армине.

– Ты никому не мешаешь.

В скафандре было жарко. Павлыш включил охлаждение.

– Я бы ушла, и все хорошо кончилось, – сказала Армине. – Вы бы летели дальше. Вы все хотите лететь дальше, чтобы стать героями.

– Чепуха. Никто не хочет специально стать героем. И когда на Земле починят кабину, мы все улетим обратно.

– Ты в это хоть немножечко веришь? Ну хоть чуть-чуть?

– На шестьдесят процентов, – ответил Павлыш, который в тот момент был совершенно искренен.

– Врешь, – сказала Армине.

– То, что ты придумала, – это ужасное предательство.

– Ты не понимаешь.

– Чего же такого непонятного?

Армине подтянула коленки к подбородку. Диван даже вздохнул от невозможности решить задачу. Она уперла подбородок в колени. Подбородок был маленький и круглый. Армине шмыгнула носом. Странно, подумал Павлыш, если бы не случайность, то она лежала бы там, в ледяном лесу. И представить это уже было невероятно.

– Когда я узнала, что обратно нельзя, – сказала Армине, – я ведь уже как будто была опять на Земле. Я знала с самого начала, что мне здесь надо пробыть год. Все за меня радовались. Говорили, что мне повезло. Только мама плакала. У нас свадьба через месяц. Так решили. А в последние месяцы гравиграмм из дома не было. Ты же знаешь, если все в порядке – гравиграммы из дома не идут. А я вдруг испугалась. Я вот работала, все делала, смеялась, я была обыкновенная, а на самом деле я буквально дрожала. Меня так давно нет на Земле, что Саркис уже забыл. С каждым днем все страшнее. А Гражине этого не скажешь. Я сначала пыталась, а потом вижу, что ей это непонятно. Я все время считала дни. Первые одиннадцать месяцев были в сто раз короче, чем последний. Я выйду из Центра в Москве, а меня ждет только мама. И мне страшно спросить – где Саркис. Конечно, это психоз…

– Типичный психоз, – подтвердил Павлыш. – Ты чего с врачом не поговорила?

– Ты еще мальчик…

Павлыш пожал плечами.

– А потом мне сказали, что домой нельзя. Много лет нельзя. И все кончилось. Потому что нет смысла. Зачем лететь? Куда лететь? Зачем мне нужна эта звезда? И я испугалась, что не выдержу. Что из-за меня придется поворачивать всем.

– Все равно теперь придется, – сказал Павлыш.

– Почему? – Армине смотрела на него в упор. Глаза ее были велики, темные, но прозрачные, можно заглянуть глубоко.

– Я доложу капитану, и он сразу прикажет поворачивать.

– Ты ничего не скажешь капитану.

– Чтобы завтра ты сюда пошла снова?

– Зачем? – Армине вдруг улыбнулась. – Я же знаю, что ты набрал новый код затвора. И никто, кроме тебя, его не знает. Только это нарушение правил.

– Ты заметила?

– Я догадалась.

Армине смотрела на Внешний сад.

– Я могла там быть, – сказала она.

– Глупо, правда? – спросил Павлыш.

– Нет, не глупо. Но не нужно, – сказала Армине. – Оттого, что я это почти сделала, все прошло.

– Ты поняла?

– Гражина смогла бы говорить со мной куда убедительней тебя. Она бы сказала, что я возлагаю свою судьбу на совесть остальных.

– Он тебя обязательно дождется, – сказал Павлыш. – Неужели ты выбрала такого мерзавца, который не дождется?

– Это было очень давно. В другой жизни.

– А твоя мама? Она тебя ждет?

– Не говори об этом.

– Тебе стыдно?

– Сейчас нет.

– Потом будет стыдно.

– Наверное.

– Пошли к капитану.

– Ты никуда не пойдешь.

– Я тебя не понимаю. Ты не хочешь вернуться домой?

– Я себе этого никогда не прощу.

– Если я не скажу капитану, мы полетим дальше.