Онлайн книга «Вратарь республики»
|
— Такая, понимаешь, петрушка вышла… — смущенно забормотал Антон. Он подробно рассказал о происшествии, виновато улыбнулся. Милиционер, не в силах скрыть восхищения, поглядывал на него снизу вверх, и румяное его лицо теряло официальность. — А я ведь вас признал, — сказал вдруг он Баграшу. — Я на матче вас видел, вполне приличная командочка. Вот этот товарищ, — указал он на Баграша, — в центрэ играет, а вы вот, — кивнул он на Фому, — полусредним стоите. Я к этому делу сам привержен. Футбол — явление отважное. Гидраэровцы гордо улыбались. — А это, значит, ваш будет? — спросил милиционер. — Наш, товарищ милиционер, будущий чемпион. — Очень приятно! — сказал милиционер. — Снежков моя фамилия. — Он строго повернулся к Антону. — Ну, принимая во внимание ваше провинциальное положение, как вы являетесь приезжий, то хочу вас предупредить за уличное нарушение… И милиционер откозырял. В дверях он обернулся. — Ну и парень! — не выдержал он. — Геркуланум!.. [21] — И шумный же ты человек! — сказал Карасик, обнимая Антона. — Не успел явиться, уже нагрешил. Антона тормошили, с него стаскивали тулупчик. — Молодец, приехал! — хлопнул его по плечу Баграш. Антон вынул из заднего кармана брюк бумажник, покопался в нем и вытащил аккуратно сложенный документ. Этот документ дал ему горсовет физкультуры, отпуская в Москву. Баграш взял документ и прочитал его вслух: — «Дано сие вратарю сборной города Кандидову Антону Михайловичу в том, что за истекший сезон он не пропустил ни одного мяча в ворота и за проявленную инициативу, способствующую спасению города во время паводка, награжден грамотой и почетным знаком спасения на водах…» — Здорово! — сказал Баграш. — Спасение на водах целого города. — Теперь держитесь! Первенство Москвы наше! — закричал Фома. — Опять? — иронически спросил Бухвостов. Но Антон сдернул с себя пиджак и засучил рукава: — Принимаю! Усохнуть мне на этом месте — ни одного мяча сроду не пропущу! Он отбежал в конец зала и стал там, где когда-то были церковные царские врата. Мяча под рукой не было. Оглянувшись, Бухвостов схватил со стола большой глобус, снял с ножки и бросил в Антона. Ловким приемом вратаря Антон поймал над головой желто-голубой глянцевитый шар. — Стой, замри! — сказал Карасик. Антон стоял в царских вратах. Не целиком закрашенные угодники плавали за его плечами на взбитых облаках. Рослый и плечистый, он держал над головой модель планеты. — Геркулес с глобусом! — сказал торжественно Карасик и подмигнул Антону. — Геркулес с глобусом… Вот такой стоял перед театром Шекспира [22] . — Комсомольцы! — вмешалась мама Фрума. — Комсомольцы, рабфаковцы, допризывники, что вы делаете? Человек с дороги, человек устал, а они его уже футболят, они его уже мучат… Не обращайте на них внимания — они просто сумасшедшие. Идемте, я вам дам умыться, закусите с дороги. Вы любите яичницу? — Обожаю! — сказал Антон, послушно следуя за маленькой старушкой. — Омлет или глазунью? — Глазунью. — Ах, какая досада! А я сделала омлет! — Глубоко обожаю омлет, — сказал Антон. Тут он увидел Настю. Настя стояла в сторонке и с радушным любопытством смотрела на него. — Извиняюсь, — сказал Антон, — кажется, я не поздоровался… Такая петрушка! Извините, не заметил, здравствуйте. — Ничего, — сказала Настя. — Ничего, я маленькая, трудно сразу заметить. — Ничего подобного, совсем наоборот даже… — забормотал Антон. — Это просто с моей стороны даже непростительно… — Омлет стынет! — закричала мама Фрума. До ночи обо всем договорились. Баграш устраивал Антона в свою бригаду, сперва чернорабочим. Одновременно Антон поступал на учебу в заводской комбинат. Поселили его в одной комнате с Карасиком. — Ну, мама, — сказал Баграш, — готовьте большой силос! Будем принимать. И, когда на столе появилась миска с «большим силосом», то есть с винегретом, и руки всех сошлись на половнике, Антон возложил поверх всех рук свою мощную длань. — Теперь повторяй за нами, — сказал Баграш. Старательно окая, Антон повторял: — Сим черпаю и вкушаю, сим клянусь, равный среди равных, на водах и на зеленом поле битвы славить надежной доблестью коммунара и верной советской службой свой очаг, и дом, и веселое товарищество наше. И если нарушу я словом, делом или тайной мыслью закон дружбы и труда, то не будет мне места за этим столом изобилия, и да минует меня круговая чаша! — Ура! — рявкнули гидраэровцы и, рассаживаясь, запели свою песенку, давно уже сочиненную сообща для подобных случаев: Сегодня старт! И смотрит с карт Кривая даль похода. Нас ждут и доблесть, и азарт, И свежая погода. Баграш, величественно орудуя половником, накладывал на тарелки винегрет. Ребята пели, раскачиваясь на стульях: Лети, вода, греми, вода, Налево и направо! А ну, рваните, форварда! Нас ждет любовь и слава. Антон смотрел на поющих, то широко улыбаясь, то вдруг очень серьезно, не зная, как полагается держаться в таких случаях. Он был и сконфужен и польщен, Баграш дирижировал половником. В походе мча и у мяча — Одной полны мы страсти… Но ждет нас финиша причал, И там мы скажем: «Здрассте»… В двенадцать часов все разошлись. Фома Русёлкин и Бухвостов жили в одной комнате. Как всегда, перед сном они искали тему для спора. Сегодня эта тема легко нашлась. — Ну и малый этот Антон… — начал Фома. — По виду ничего еще нельзя сказать, — тотчас возразил Бухвостов. — Нет, это сразу видно. — Поглядим, тогда будет видно. — В тебе чутья нет, Коля. — Во мне чутья нет?.. Поздравляю! Спор был на мази. Баграш уже собирался спать и сидел без кителя. Он читал принесенную ему из библиотеки Карасиком книгу. Вдруг к нему постучалась Настя. |