Книга Анклав, страница 26 – Энн Агирре

Ф-фух… Как же мне полегчало… А ведь я была готова подозревать всех и вся! Ну да, старейшинам иногда приходится принимать жесткие или даже жестокие решения. Но это не от того, что они бесчеловечные и безжалостные. Ф-фух, прямо как камень с сердца упал…

Я еще поболтала со Шнурком о том о сем – ну, чтобы он не заподозрил, что я все это время охотилась за информацией о Норных. Он мне, кстати, нравился – хотя в анклаве Шнурка скорее недолюбливали, – и мне не хотелось бы выглядеть корыстной и хитрой в его глазах. Дойдя до кухонь, мы разошлись в разные стороны – он по своим делам, а я в патруль.

Невидимка уже ждал меня – на этот раз за баррикадой. И притопывал от нетерпения. Я перебралась через завал, и он без лишних слов скрылся во тьме. Вообще-то нам нужно было поговорить, но он, похоже, придерживался другого мнения. И потянулись часы – напряженные и неприятные. Часы взаимного настороженного молчания.

Уже по дороге обратно в анклав он вдруг спросил:

– Ты им веришь?

– Кому?

– Старейшинам. И сплетням.

– Насчет чего?

Я прекрасно понимала, насчет чего, но решила – пусть сам скажет.

– Насчет Флажок. Они сказали, что она покончила с собой потому что… – и тут он осекся, не в силах выговорить это.

А ведь они были друзьями. Что, если он – отец ее нерожденного ребенка? Вдруг это не сплетни, а самая что ни на есть правда? Мне разом поплохело. И зачем мы только об этом заговорили? Лучше б и дальше молчали. Вспомнилось, как мы ее нашли – с располосованными запястьями. И кожа у нее выглядела – так, словно…

Меня чуть не стошнило. И тут я все поняла. И тихо сказала:

– Нет. Не верю.

Он замер и долго стоял спиной ко мне. А потом повернулся и спросил:

– Почему?

А я посмотрела ему в глаза и поняла – он-то сразу заметил. А я не хотела замечать. Предпочитала об этом не думать. Пока он первый не заговорил.

– Порезы неправильные.

Если уж самоубиваться, то одним длинным движением. Не останавливая лезвие. А порезы на запястьях Флажок были другими – словно кинжалом с усилием пилили. И оружие застревало в ране. Кто-то ее убил. А она сопротивлялась. Но кто, кто? Если они и нашли ее тайник, то почему не изгнали?

А может, все гораздо сложнее. Может, старейшины прослышали о готовящемся мятеже. В таком случае, Флажок убили, чтобы подать подполью тихий, но очень понятный сигнал. «Будете мутить воду дальше, кончите, как она». А открыто они об этом говорить не желали – тогда ведь придется признать, что часть граждан ставит под сомнение их право руководить анклавом. Если открыто признать недовольство, его и станут проявлять открыто. Что ж, старейшинам не откажешь в хитрости…

– Они сдали все личные вещи Флажок в архив, – тихо проговорил Невидимка. – А саму ее скормили Уродам.

Меня передернуло.

– Мне очень жаль.

– Ну и что нам теперь делать?

– А что, мы можем что-то сделать?

В ответ он просто развернулся и пошел к баррикаде. Я побежала следом – а вдруг что-нибудь выкинет? Как мне тогда быть? Начну громко протестовать – кончу, как Флажок. Да и он со мной заодно погибнет.

А через несколько недель они, как и обещали, выдали мне награду – за вклад в культуру. Я еще не отошла после смерти Флажок, и мне было не до торжественных мероприятий, но отказываться никак нельзя. Так что они устроили праздник, а Хранитель слов и вовсе усадил меня на почетное место рядом с собой.

Когда все подошли и расселись, он поднялся:

– Мы собрались здесь в честь Двойки. Эта Охотница, рискуя жизнью, принесла в анклав целую сумку артефактов. И она даже не попыталась что-то присвоить себе! Не искала никакой личной выгоды! Как и положено, она прежде всего думала о благе анклава.

Хранитель пустился в долгие разговоры о том, что нужно всегда ставить интересы группы выше личных. Упомянул, что благодаря мне мы завязали торговлю с другим поселением и у нас в руках оказалось огромное множество артефактов – а скоро окажется еще больше.

Я чувствовала себя не в своей тарелке – ведь меня хвалили за то, что вышло по чистой случайности. Так что я стояла, потупившись, и надеялась, что меня не убьют за то, что пришлось так долго слушать разглагольствования Хранителя слов. Но нет, все сидели и выглядели радостно – а как же, сегодня же выходной сделали. Когда Хранитель завершил речь, он вскинул руки в пафосном жесте:

– Так давайте же праздновать!

Толпа взревела от восторга. На весь анклав разнеслись завывания труб и гром барабанов. Факелы дымили, люди кружились и подпрыгивали в танце, под ногами крутились мелкие. Жареное мясо и грибы распространяли фантастические ароматы. Даже рыбу подавали! Сегодня никто не ограничивал нас в еде, и я брала блюдо за блюдом, и вскоре наелась до отвала. Моей тарелкой тут же завладели мелкие и уволокли ее – вылизывать, а потом мыть, чтобы кто-то не настолько знаменитый смог ею воспользоваться.

Я отошла в сторонку и принялась наблюдать за вечеринкой. И тут за мной пришел Охотник. Поглядев на него, я поняла – а ведь у него опыта побольше, чем даже у Невидимки. Мелкой я часто приходила на площадку и смотрела, как он тренируется. И он улыбался мне. Как же его звать? Шелк, конечно, нас познакомила, но в тот первый день я так нервничала, что половину имен перезабыла.

«Кран. Точно, его Краном зовут». Надо же, вспомнила. Но лучше поздно, чем никогда.

– Пойдем, – сказал он. – А то все веселье пропустишь.

– Что за веселье?

– А мы тут показательные выступления устраиваем.

Настроение у меня было не ахти, но от этих слов я встряхнулась. Как я могла забыть? На праздниках Охотники обычно сходились в дружеских поединках – ну, чтобы народ развлечь. Граждане часто заключали пари – кто выиграет, кто проиграет. Я встала с серьезным видом – хотя готова была прыгать от восторга.

И спросила у Хранителя слов – тот сидел рядом и наблюдал за танцующими:

– Сэр, можно, я пойду?

– Конечно. Удачи в бою, Охотница.

Охотница! Как же мне нравится, когда меня так называют! Хоть бы почаще такое слышать! Я зашагала, стараясь не отставать от Крана. Он отвел меня в тренировочный зал, где все уже стояли и ждали, а Шелк отдавала распоряжения: кто с кем будет драться на поединке.

– Победителя отбирают методом исключения, – прошептал старший Охотник. – Победивший в раунде переходит к следующему – пока не останутся только двое.

Это-то я хорошо помнила. Шелк посмотрела на меня, помолчала и сказала:

– Двойка, твой первый противник – Шестеренка.

Ну и имечко… Я оценила противницу – высокая. Такая дотянется докуда угодно – не то что я. Припечатанная такой кличкой хмуро оглядела меня, взвешивая свои и мои шансы.