Книга Маятник, страница 38 – Степан Вартанов

Азманта усмехнулась.

— В случае с Тином, так его звали, никто не вырос.

— Ох.

— Да. Шалость пошла не так, и двое ребят погибли. А остальные… Кто-то покинул Школу, кто-то остался… А вот Тир покончил с собой. Совершил ритуальное самоубийство, так в старину смывали позор.

— Но… — Ромка начал было говорить и сбился. Что тут скажешь? Что одну глупость нельзя исправить другой?

— И Радир с тех пор ненавидит детей?

— Нет, — покачала головой Ромкина собеседница, — он их любит, иначе не остался бы в наставниках. Он… Думаю, правильно было бы сказать, что он ненавидит детскую несобранность. Неспособность думать… думать постоянно.

— Опять про концентрацию, — вздохнул Ромка.

— Да, в каком-то смысле. Про то, что любое твое действие должно быть осознанно, а дети… Да и взрослые тоже… Слишком часто действуют, исходя из «хочу», а не из «можно».

— Мне кажется, — осторожно сказал Ромка, — что взрослые в этом смысле хуже.

— Да, — сказала Азманта, глядя куда-то в сторону. — Вы даже не представляете, как вы правы, Высокий Лорд. Взрослые хуже. Вот только Радир вбил себе в голову, что взрослые получаются из детей и что он как учитель несет за это ответственность.

После ухода наставницы Ромка еще немного потренировался, теперь, когда у него имелась «обратная связь», дело явно сдвинулось с мертвой точки — и это было здорово. Про наставника Радира он старался не думать, хотя, если честно, получалось плохо.

Затем — кто парами, кто порознь — заглянули все ученики Ромкиной группы и несколько человек из параллельных групп тоже. Советов стало много, и установку опять пришлось переделывать.

— Я делаю движения, дыхание и визуализацию, — говорил Ромка на этот раз Варне и Сиале. — Школа проверяет, все ли я сделал правильно, и выдает мне все полагающиеся ощущения, а если и правда правильно, то еще и результат показывает. Вот смотри!

Он сделал «обертку» и лежащее под стеклянным колпаком перышко перевернулось.

— О! — сказала Варна.

— Ну… — сказала Сиала. — Да.

— Ничего, я научусь.

— А что, если сделать браслеты, и пусть они направляют… постоянно?

— Я думал об этом, — вздохнул Ромка. — Нельзя. Ничему я так не научусь — они мне всю прокачку затормозят.

— Он прав, — согласилась Варна. — Ну мы пошли. Не будем тебе мешать.

— Тем более, что сюда идут Векки и Твир.

— Вот уж, действительно, два сапога.

Лисички очень одинаково фыркнули и направились к двери. Ромка же вздохнул и переключил все внимание на бронзовый гонг. По гонгу надо было щелкнуть пузырьком пустоты, а пузырек получить за счет работы с воздухом…

— Знаешь, — сказала Векки, понаблюдав некоторое время за Ромкиными потугами, — ты делаешь ту же ошибку, что делала я когда-то.

— И я, — кивнул Твир. — Он пытается использовать мышцы.

— Подробнее, — потребовал Ромка, усаживаясь, точнее, почти падая, на стул.

— Ты напрягаешь мышцы, — сказала Векки. — Как будто они могут помочь тебе, но до этого гонга больше трех шагов. Ты не дотянешься ни рукой, ни ногой.

— Ага, — сказал Твир. — А когда мышцы напрягаются, энергия там течь не может. Потому что где напряжение — там твои мысли, а твои мысли должны быть на задаче, а не… Ну, ты понял.

— Нет. — Ромка почесал затылок, затем поерзал, повернул стул и уселся на него верхом, положив подбородок на спинку. — Насчет мысли я читал что-то такое, но так и не смог разобраться, что имеется в виду.

— Все просто, — сказала Векки. — Когда ты напрягаешь мышцы, туда уходит все твое внимание. Это я уже сказала. Это раз. А во-вторых, магия, она как ниточка. Ее легко порвать, и она остановится.

— Красиво, — буркнул Ромка. — Но непонятно.

— Да что же тут непонятного!

— Давай я, — вмешался Твир. — Мне этот фокус учитель показал. Нарисуй круг.

— Пожалуйста, — пожал плечами Ромка и изобразил в воздухе окружность. — И что?

— Вообще-то я имел в виду: на бумаге нарисуй.

— Ага. Сейчас.

Ромка взял карандаш, бумагу и нарисовал окружность. Ну… в пределах погрешности.

— Хорошо. А теперь вставай. Так. Подними стул. Нет, одной рукой. Вытяни руку в сторону. Стул держи за ножку. И второй рукой нарисуй еще один круг.

— Да… — протянул Ромка, изучая результат их совместного эксперимента. — Я понял, что напрягаться нехорошо. Спасибо.

На листе была изображена амеба.

— Значит, надо думать о мишени?

— Нет, — хором ответили Твир и Векки, посмотрели друг на друга и рассмеялись. Мельком Ромка подумал, что когда эти двое придут к власти в своих кланах, если придут, конечно, напряженность между Соболем и Ледяной Горой сильно ослабнет. Хотя, конечно, клан Векки — всего лишь сильный клан, но никак не Великий, а Соболь… — это Соболь.

— Думать надо только о форме, — сказала Векки. — А когда все будет получаться, то вообще ни о чем не думать. Делаешь форму, а как энергия движется потом, что стало с мишенью, не твое дело.

— Попробую, — кивнул Ромка, вставая. — Значит, мышцы расслаблены…

— Если ты расслабишь мышцы, ты не сможешь стоять.

— Магу стоять не обязательно.

— И вообще тебе же все равно, где тренироваться. Давай затащим эту машину к тебе в комнату и пойдем на обзорную веранду. Там воздух лучше.

— Не люблю я обзорную веранду, — вздохнул Ромка. — Тут такое дело…

Кайл связывался с ним раз в неделю, и каждый раз это происходило, когда Ромка был на обзорной — балконе вокруг второго этажа, откуда открывался красивый вид и где ученики любили дышать свежим воздухом. Или уединяться, чтобы поговорить с оставшимися в клане родными.

— Мне кажется, на веранде возможна прямая связь, — признался Ромка. Его собеседники дружно охнули.

— Ты уверен?

— Нет. Ну что за вопросы ты задаешь? Из всей Школы я единственный не могу это проверить.

— Подумаешь! Теперь можешь.

— Э… Да, правда. Ну… еще надо технику подшлифовать. А то мне все время откат по сердцу проходит. Больно. Очень.

— Ладно, — махнула рукой Векки. — Я потом проверю. Давай работай с гонгом!

* * *

Ресторан специализировался на северной кухне и балансировал, как и подобает всему северному, на грани между утонченным и жеманным. Белое здание из дерева и камня. И стекла. Оно стояло на набережной Серебрянки, частично на земле, а частично на сваях, над водой. В вечернем сумраке мягко светились окна, звучала музыка — скрипки и что-то еще, незнакомое.