Онлайн книга «Счастье понарошку»
Сквозь строй бесконечных вопросов стало пробиваться главное – а вот теперь действительно все кончилось. Навсегда. Навсегда… И никогда-никогда не вернется. Абсолютная вера в человека, в его слова, что он ее любит и не обманет, рушилась. В то, что он только ее, больше ничей – этого не было. – Ну вот, я жив! – ворвался в кафе уже снявший коньки Олег. Маша улыбнулась. Она не очень понимала, что происходит, но в памяти еще крепко держалось убеждение, что Олег хороший, поэтому надо улыбаться. Чтобы он улыбнулся в ответ. – Что с тобой? Уголки рта судорогой повело вниз. Она пыталась заставить их вернуться вверх, чтобы выдержать улыбку, но слезы уже текли. Все было бесполезно. – Что случилось? – Лицо у Олега испуганное. – Тебе пришла эсэмэска. В первую секунду он нахмурился, дернулся, чтобы проверить карманы, но телефон лежал на столе. Он его узнал. – Что же ты, – спросил нервно, – чужие сообщения читаешь? – Я не читала. – Голос падал, и вслед за ним летела в бездну Маша. Олег быстро взял телефон, привычными движениями оживил его, заставил светиться, радостно пищать, отдавая послание. – Это сложно объяснить… – медленно заговорил Олег. – Не надо объяснять! – выкрикнула Маша. Ей хотелось убежать, спрятаться, закопаться лицом в подушку. И она вскочила, забыв, что на ногах коньки. От удара стол отъехал в сторону, зазвенела подставка с солью и перцем. – Ну куда же ты? – поймал ее Олег. – Не трогай меня! Он впервые был совсем-совсем близко от нее. Одной рукой держал за локоть, другой крепко прижимал к себе, чтобы Маша не падала. Или чтобы не убегала? – Пойдем, переобуемся! – тихо предложил он. – Я ничего не хочу. Маша широко шагнула, словно была в ботинках. Тонкое лезвие – лодыжку подвело, и она снова оказалась у него в руках. – Я сейчас все объясню, – зашептал он в ухо. – Только не шуми. Плечом, боком, бедром она чувствовала, какой он сильный, какое крепкое у него тело, она слышала уже ставший таким знакомым, таким родным запах. Хотелось замереть вот так, и никогда-никогда не расставаться. Но это делать было нельзя. Память предавала ее, все вокруг ее предавали. – Не хочу! Не хочу! – отбивалась Маша. – Эй, молодежь! – крикнули от барной стойки. – Идите возиться на улицу. – Ее зовут Алиса, я ее знаю сто лет! – И поэтому она Котенок? – Слезы превращали длинный коридор раздевалки в мутное царство водяного царя. Неприятная ватная слабость делала тело гуттаперчевым, оно гнулось, нарушая все законы физиологии. – Алиса Котова! Ее все звали Кот. Я – Котенком. Я с ней учился в школе. На секунду все стало прозрачно и понятно. Одноклассница. Почему бы однокласснице ему не написать? Но через мгновение все снова погрузилось во мрак. – Мы пожениться хотели. – Что? – Да, да! – воскликнул Олег, и его слова эхом метнулись в коридоре. – У нас был роман в школе. Ну, знаешь, детский сад, ходили вместе в одну секцию. Когда я с ней попытался расстаться, она вскрыла себе вены. Сказала – из-за меня. После школы наелась таблеток, потому что не смогла поступить в тот же вуз, что и я. Ее нельзя волновать. Она суицидница. – Отойди! – Уперлась ему в грудь руками. – Коньки хотя бы сними! – Ты меня обманул! – В чем? Маша набрала в грудь воздуха и не нашла, что сказать. Во всем! В том, что тогда, в Баранголе, подошел. В том, что сейчас стоит рядом. В том, что заставил поверить в хорошесть этого мира. – Машенька, солнышко. Пойми, я не мог тебе рассказать об Алисе. Ты бы не поняла. – И сейчас не понимаю. Уши неприятно заложило. Как же больно! Больно! Сам воздух наполнен болью. – Ты мне очень нравишься! Почему я не могу проводить с тобой время? – Я думала, мы будем все время вместе! – Что такое «все время»? Я с тобой! – Ты – с ней! Не со мной! И словно подтверждая ее слова, снова ожил телефон. Он звенел и вибрировал, он извивался, требуя, чтобы его немедленно взяли. – Я не могу ее бросить! Она покончит с собой. Ей и идти некуда. У нее мать пьет, Алиса у нас живет. Я все надеюсь, что она кого-нибудь встретит. Сколько страданий в его глазах и словах. Но еще большая мука была у Маши в груди. Держась за стенку, она побрела к раздевалке. Ничего не видя вокруг себя, получила свои ботинки. Туп, туп, туп – это шла не она, это делало огромные шаги ее сердце. Оно требовало движения, потому что остановка – это смерть. – Маша! – Не надо больше ничего говорить! Я думала, ты меня любишь! – Я тебя люблю! Но понимаешь, Алиса… Если она умрет… Как мне после этого жить? – Не понимаю! Не понимаю! Теперь я умру! – Машенька, солнышко! Ты такая светлая, такая беззаботная, ну почему ты так жестока? Слова ударили. Мир закачался. – Я жестока? – прошептала она, и слова ее разлетелись, как в безвоздушном пространстве. – Я люблю тебя… Любила… Больше не люблю. Она упала на лавку. Шнурки путались, цеплялись за крючки, Маша рвала их. Слезы мешали смотреть. Он стоял рядом. Не помогал. Зазвонил телефон. – Да, Алиса, – тихо ответил Олег. Из трубки слышался голос, но слов было не разобрать. – Я приеду через полтора часа, выходи с Флором к пятичасовой электричке. Все-таки она оказалась права – где-то там была целая жизнь, и в ней не было места для Маши. – Для меня было такое счастье встретить тебя. Жаль, что ты меня не поняла. Но я все равно буду любить тебя. Потому что ты – жизнь. А там, где сейчас я, – смерть. Он ушел. Маша не заметила этого. Тяжело вздрогнула, когда поняла, что в раздевалке рядом с ней больше никого нет. Горе поселилось в каждом предмете, на который она смотрела. От этого стало тяжело дышать, появилась резь в глазах. Перед ней остановился малыш. Долго смотрел в лицо. – А что ты плачешь? Коленку ударила? Маша быстро закивала, надеясь справиться со слезами, но они все текли и текли, и никак не получалось их остановить. Холодная вода жгла лицо. Осенний ветер щипал раскрасневшиеся щеки. Глаза разболелись и вообще перестали что-либо видеть. Маша шла, надеясь, что ее сейчас собьет машина, и все закончится. Но машины гудели, машины тормозили. Машины объезжали. – Маша, ты пойми, все пройдет, – говорил отец. Он тихо вошел в комнату, долго сидел молча, прислушиваясь к шуму из открытого окна. – Это сейчас тяжело, и с этим ничего не поделаешь. Но представь, как будет через год. И даже не через год, а через месяц – ты вспоминать об этом не будешь. Будешь рассказывать друзьям как о приключении. |