Книга Фарландер, страница 106 – Кол Бьюкенен

А вот его мать восприняла случившееся как трагедию для всей Империи. Руководствуясь какой-то своей, особенной логикой, она считала себя лично причастной ко всему, что происходило в Храме Шепотов, и особенно к тому, что касалось Матриарха. Че знал — она привлекает клиентов высшего класса.

— Твоя кожа сегодня выглядит ужасно, — упрекнула она, когда они сели у фонтана на седьмом этаже Храма Чувственных Наслаждений.

— Спасибо, что напомнила.

— Ты совсем о себе не заботишься. Усталый. Невыспавшийся.

Он уклонился от ее привыкших к нежным играм пальцев.

— Был в отъезде. Дипломатические дела. Это оказалось особенно трудным.

— Но ты вернулся уже несколько дней назад. Да-да, у меня свои источники. Неужели не успел отдохнуть?

Воздух на седьмом этаже был прохладный, его освежал ненавязчиво журчащий каскад фонтана. Че видел в пруду свое отражение, но только темное, размытое, без деталей. Он провел пальцами по воде, и отражение рассеялось.

— Не выспался.

Она внимательно на него посмотрела, и Че, почувствовав себя неуютно под этим пристальным взглядом, отвел глаза.

— Тебя что-то беспокоит?

Он поднял голову. У дальней стены зала расположилась небольшая компания евнухов. Шум фонтана заглушал их голоса.

— Мама... Ты никогда не думала о том, чтобы бросить это все?

— Бросить? Уйти из храма? — удивилась она.

— Уйти из ордена, мама. Уехать из Коса. Мы могли бы уехать куда-нибудь... куда захочется, жить своей жизнью.

Мать бросила взгляд в сторону евнухов.

— Ты рехнулся? — прошептала она, наклонившись к сыну. — Уйти из ордена? Да что это на тебя нашло? Зачем мне это нужно, бросать дом, друзей?

Глаза ее возмущенно блеснули, и Че отвернулся. Она помолчала, потом, взяв себя в руки, продолжила:

— Послушай, нравится тебе это или нет, но меня такая жизнь устраивает. Здесь я чувствую себя в безопасности. У меня есть возможность получать все, чего я только желаю. Взамен от меня требуется немногое — вносить свой небольшой вклад в продвижение учения Манна. Меня здесь ценят. Я чувствую себя нужной.

— Ты — шлюха, — бросил Че и тут же пожалел о своей несдержанности. Пощечина обожгла щеку.

Евнухи умолкли и уставились на них.

— Вас это не касается, — громко, с ноткой угрозы, сказал Че, и они поспешно отвернулись. — Мама, — уже спокойнее заговорил он. — Здесь тебе грозит опасность. Ты сама это понимаешь. Они используют тебя, чтобы держать на поводке меня.

— Чепуха. У меня много друзей, людей, занимающих высокое положение. Они знают о моей преданности Манну и не дадут меня в обиду. — Она помолчала и, слегка прищурившись, посмотрела на сына. — Но почему ты об этом заговорил? Ты ведь не замыслил что-то такое, что может рассердить мое начальство?

Почувствовав опасность, Че остановился. Зачерпнув ладонью воды, он плеснул себе в лицо. Стало немного легче, хотя от воды на губах остался какой-то странный кисловатый привкус.

— Наверное, дело в напряжении. Может быть, мне стоит поискать более спокойную работу. — Он поднялся. — Извини, я должен идти.

— Так скоро? Но ты ведь только что пришел!

Че кивнул. Ему вдруг захотелось протянуть руку, коснуться ее лица и, может быть, стать чуточку ближе к женщине, которая даже теперь оставалась посторонней, чужой. Но он знал, что такой жест только насторожит ее, всколыхнет ее подозрения.

— Мы скоро увидимся, мама. Береги себя.

* * *

Сегодня голос был другой. Не пронзительный, с подвыванием, который говорил с ним перед отправкой на Чим, и не отрывистый баритон, задававший вопросы после его возвращения оттуда. Голос был женский, и Че слышал его реже, чем все другие.

И все же Че он не нравился. Вообще-то ему не нравились все голоса, но этот особенно. Каждый раз, когда голос приходил к нему из-за деревянной панели в стене затемненной ниши — приглушенный, мрачный, древний, как сама смерть, — Че становилось не по себе.

— У меня для тебя новое поручение.

— Я так и думал.

Хриплое, с одышкой дыхание.

— Ты забываешься, Дипломат. Умерь дерзость, или мне придется сделать это за тебя.

«Она принимает за дерзость мое негодование», — подумал Че.

Тем не менее он нашел в себе силы пробормотать извинение.

— Хорошо. А теперь твое задание. Слушай. Совсем скоро Святейший Матриарх отбудет из Коса. Как и заведено у нас, в приближающейся кампании ей потребуется сопровождающий Дипломат. На тот случай, если его услуги понадобятся самой армии.

Другими словами, если кто-то из генералов откажется исполнять приказ или попытается захватить власть. Эту роль Че знал хорошо — служить при Матриархе цепным псом, представлять постоянную угрозу, которую будет чувствовать каждый.

— Речь идет о вторжении?

— Конечно. Смерть сына ослабила Матриарха в политическом отношении. Военная победа поможет ей восстановить прежнее положение и укрепить его.

— Что требуется от меня?

— Ах да. Я все время забываю, чему вас учат инструкторы: знать только то, что необходимо для выполнения задания, и не больше. Наверное, это возраст. — Сухой, как треск сучка, звук. Че вдруг понял — да это же смех. — Что ж, объясню. В нашем ордене есть традиция, уходящая корнями к самым ранним дням Империи. Когда Патриарх или Матриарх отправляется на войну, он или она берет с собой Дипломата.

— Почему я? — спросил Че.

— Раньше ты такого вопроса не задавал.

Че прикусил язык. В последнее время такое случалось все чаще: какие-то слова сами срывались с языка, прежде чем он успевал их поймать, и это уже начинало его беспокоить. Фасад трескался, и, что хуже всего, он не предпринимал никаких усилий, чтобы остановить этот процесс.

— Большинство других Дипломатов, — продолжала старуха за панелью, — уже отправились на Минос для начала первой стадии переговоров и подкрепления мнения, что нашей главной целью является Минос, а не Хос. Из оставшихся ты — лучший.

Что ж, объяснение звучало довольно убедительно.

— Какие будут распоряжения?

— Обычные. Во всем подчиняться Матриарху.

— И все?

— Есть еще одно.

Че терпеливо ждал, зная, что те, кто отдает приказания, имеют привычку приберегать самое важное напоследок.

— Отправляясь в это предприятие, Матриарх Сашин многим рискует. — Голос запнулся, как будто говорящему приходилось преодолевать некое внутреннее сопротивление. — Если над ней нависнет угроза попасть в руки врага... или если она решит, что все потеряно, и попытается вернуться домой... тогда ты... должен убить ее.