Книга Фарландер, страница 78 – Кол Бьюкенен

Упавший на колени увесистый кожаный кошелек произвел нужное впечатление. Старик подтянулся и выпрямился. Морщинистое лицо растянулось в ухмылке, обнажившей бурые, как эль, зубы.

— Интересно, — прокаркал он и поднялся — легко и без каких-либо видимых усилий. — Проходи же в мою палату. За мной. — Двое стариков исчезли в соседней комнате. Дверь за ними решительно закрылась.

— Садись. — Старуха кивком указала на стул у окна. — Чи, да? Выпьешь чи?

Нико улыбнулся и покачал головой. Мысль о шастающих повсюду крысах, о грязи и копоти, о желтых, с черной бахромой ногтях хозяйки отбила всякое желание угощаться чем бы то ни было в этой омерзительной дыре.

— Да? — повторила старуха и, прежде чем юноша успел отказаться, прошаркала в еще одну, соседнюю комнату, из которой вместе с клубами парами тоже донесся влажный запах капусты. Нико услышал, как хозяйка зашипела на кого-то и звякнула чашками.

Где-то неподалеку тикали механические часы, но обнаружить их Нико так и не смог из-за общего беспорядка. Стул оказался неудобным, и он как будто сидел на камнях. Приподнявшись, Нико смахнул с сиденья засохшие комочки мышиного помета и снова сел. А вот положить руки на подлокотники так и не отважился.

Спустя какое-то время старуха вернулась в комнату, осторожно неся поднос с двумя белыми фарфоровыми чашками.

— Позвольте вам помочь. — Забрав у нее поднос, Нико отнес его на маленький столик.

Хозяйка улыбнулась и, опираясь на свою палку, опустилась на стул напротив.

— Спасибо. — Разлив чи, Нико сдержанно улыбнулся и вернулся на свой стул уже с чашкой. Пить он, однако, не стал. Старуха кивнула и продолжала внимательно, даже изучающе смотреть на него. Интересно, что такое она обнаружила, подумал Нико, но спрашивать не стал.

— Скажи мне, ты часто видишь сны?

— В последнее время частенько, — признался он после небольшой паузы.

— Но один сон чаще, чем другие, да? Я так тебе скажу, ты — один из них. Ты — удачливый. Мой муж, он такой же.

Нико посмотрел в чашку. Чи выглядел привлекательно, и чашка была чистая. Нико поднял голову, вежливо улыбнулся старухе и, не зная, как быть, прошелся по комнате бесцельным взглядом. Часы наконец-то обнаружились. Большие, напольные, они стояли у дальней стены, рядом с вешалкой, на которой висела накидка и черная шляпа. Чем дальше, тем больше ему становилось не по себе — из-за пристального, немигающего взгляда хозяйки и просачивающегося снаружи неприятного запаха.

В конце концов он набрался смелости и посмотрел на хозяйку. Кожа у нее была темная, цвета пригоревшего жира. Мутноватые глаза выдавали натуру чувствительную и даже тонкую, но израненную, с еще не зарубцевавшимися шрамами. А еще Нико увидел в них усталость и скуку, прикрытые внешней вежливостью.

Она кивнула, словно он только что вернулся откуда-то.

— Поэтому-то он и шарти. Раньше-то был силен, все древние премудрости знал. К нему многие шли, и бедняки, и отчаявшиеся. Многим его услуги требовались.

— Так вы не маннианцы?

— А? Маннианцы? Нет, нет. Знай они, что мы здесь, пришли бы. Отдали бы в рабство, а то и похуже что сделали. Еретики, вот как они нас обзывают. И ненавидят пуще всего нас да бедняков.

Хозяйка подняла чашку, осторожно поднесла к сморщенным губам, отхлебнула раз-другой и бережно вернула чашку на место.

— Так ты про это ничего не знаешь? Про древнюю мудрость?

Нико задумался. Его мать всегда изображала защитный знак, когда видела сороку, и он сам перенял у нее эту привычку. А еще она всегда оставляла горящую свечу у окна и ночь зимнего солнцестояния.

— Может, что-то и знаю. — Он пожал плечами. — А эти древние обычаи, их еще придерживаются где-то?

— Не где-то, а везде, но только тайно. Древнее знание сохранилось в традициях, смысл которых скрыт от многих. Но старики ведь еще помнят, какой была жизнь до Манна. Сейчас по старой вере живут только в Верхнем Паше да еще на Небесных Облаках. Там до сих пор придерживаются старых взглядов. Когда люди умирают, их возвращают к жизни старыми приемами. Маннианцы хотят, чтобы мы все это забыли.

Нико слушал ее с показным интересом. По ногам ползали блохи, но почесаться он не мог, боясь показаться невежливым. Из-за закрытой двери не доносилось ни звука. О чем они там договариваются? И долго ли еще ждать?

Хозяйка вздохнула:

— Ты — добрый мальчик. Сидишь, слушаешь старуху, хотя тебе здесь и неудобно. Ничего, по-моему, они уже закончили.

Дверь открылась, и Нико тут же поставил чашку на стол и вскочил. Эш вышел первым.

— ...ближе ко времени, — договорил Эш и, заметив на столе полную чашку, взял ее, осушил одним глотком и вернул на место, после чего жестом предложил ученику следовать за ним.

— Спасибо за чи, — быстро сказал Нико и поспешил к лестнице.

Трамвай катился медленно. Нико и Эш сидели в заднем конце вагона. Некоторое время Эш смотрел в окно, потом отвернулся.

— Думаете, за нами следят?

— Трудно сказать, — равнодушно ответил рошун.

Они проезжали мимо широкой площади, окруженной с трех сторон зданиями из белого мрамора и заполненной в этот час тысячами человеческих фигурок в красных рясах.

— Паломники, — сказал Эш в ответ на невысказанный вопрос юноши.

— Я о другом хотел спросить. — Нико пришлось повысить голос, чтобы перекрыть шум громадной толпы. — Там, где мы были, вы получили то, что хотели?

— Надеюсь, что да.

— И это все? Вы ничего мне больше не скажете?

— Пока — нет.

Нико раздраженно фыркнул.

— Отличный способ наставлять ученика. Говори поменьше, даже когда он спрашивает.

— Всегда лучше попробовать догадаться самому.

— Удобное рассуждение. Можно вообще ничего не объяснять.

— Ты прав.

Вагон наехал на какую-то неровность, дернулся, стекла задребезжали. Эш снова обернулся и выглянул в окно. Некоторое время он сидел молча, задумавшись о чем-то, рассеянно потирая большим пальцем об указательный. Потом поднялся, ухватившись для равновесия за багажную полку.

— Возвращайся в хостильо и жди меня там. До моего возвращения не уходи.

Не дожидаясь ответа, он прошел к выходу, соскочил и торопливо зашагал прочь, не оглянувшись и не увидев прижавшееся к стеклу лицо Нико.

Немного погодя трамвай дополз до района восточных доков, и Нико стал находить знакомые ориентиры. По тротуару, в одном направлении с трамваем, шла темноволосая девушка.

Нико вскочил, пробился к выходу и соскочил на землю.

— Серезе! — крикнул он, но она была далеко и не услышала.

Он попытался догнать ее, но потерял из виду на следующем перекрестке. В том, что это была именно Серезе, Нико не сомневался. Продолжая идти в том же направлении, он поглядывал по сторонам. День клонился к вечеру, и народу на улицах заметно прибавилось. По дороге, звякая и тарахтя, катились трамваи и повозки, по тротуарам торопливо шагали пешеходы. Часы на башне ближайшего храма отбили время и замолкли.