Книга Ричард Длинные Руки - эрбпринц, страница 42 – Гай Юлий Орловский

Альбрехт спросил с подчеркнутым уважением:

— Ваше высочество, это тоже ваше?

Я проследил за его взглядом: там за вершинами векового леса мощно вздымаются высокие стены могучего монастыря.

— Я что, — осведомился я, — похож на аббата?

Он посмотрел на меня внимательно.

— Ваше высочество… вы бываете иногда похожи на все на свете.

— Ну спасибо…

Он пробормотал:

— Да это не совсем комплимент… Переправимся?

— А ваши кони не утонут?

Он вытянул руку.

— Вон там мелководье и хороший брод.

— Рискните, — разрешил я.

Бобик подпрыгнул на всех четырех и с таким ликующим визгом ринулся в реку, что даже Зигфрид сообразил и не ошибся: когда они с Альбрехтом перебрались по броду на ту сторону, Бобик уже совал ему в руки огромного сома фунтов тридцать весом.

Альбрехт злорадно ухмылялся, Зигфрид все никак не удержит тяжелую скользкую рыбину, а Бобик уже ринулся ловить новую.

Мы выбрались на берег; кони несут красивым галопом, на повороте эффектно забрасывая в сторону ноги. Лес начал величаво разворачиваться, монастырь выдвигается из-за него огромный и невозмутимый, словно ледник, сгребающий на своем пути холмы и даже горы.

— Красотища, — сказал Альбрехт. — И выглядит новеньким.

— Он и есть новенький, — буркнул я. — Не видно?

Он покосился на мое недовольное лицо.

— Это здесь… тот гад? Который, ну… тот самый?

— Должен быть здесь.

Монастырь начал приближаться; Альбрехт всмотрелся внимательнее, пробормотал:

— Северная часть… это, скорее, замок, чем монастырь.

— Так и есть, — ответил я.

Он повернул голову ко мне, в глазах недоумение.

— Что за строительный выверт?

— Необходимость, — ответил я. — Пришлось пожаловать местному попу в собственность замок Верден.

Он охнул.

— Священнику? Целый рыцарский замок?

— Надо было, — сказал я хмуро. — Спасал хорошего человека. Но, вообще-то, как потом понял, это неплохое вложение… на будущее. Этот гад, Ульфиллой его зовут, не пропьет и не прогуляет. Вообще ничего для себя, а все для народа, сволочь такая искренняя… Еще моей крови попьет! Но и я уже не та овечка.

Альбрехт покосился на меня и зябко повел плечами.

— Да, ваше высочество, — согласился он поспешно, — вы как бы вообще не совсем овечка! А если и овечка, то представляю, как от такой побегут волки и медведи.

— Самому бы хотелось, — признался я, — а то как подумаю порой… чего это от меня бегут?.. Я же добрый и красивый.

Мрачный замок не выглядит таким уж большим, стены низкие и сам приземистый, но в те времена он казался мне достаточно грозным. Сейчас стены монастыря идут вровень, а замок заметен только воинственно торчащими башнями и стеной с обязательными для военного сословия зубцами.

Вообще-то, я уже тогда поступал мудро, что удивительно: замок Волка, захваченный так умело, пришлось бы отстаивать в долгой войне с его многочисленной родней, а так умело спихнул на Ульфилла, сделав вид, что прямо от сердца отрываю такой лакомый кусок, а сам Ульфилла мне по гроб жизни обязан.

И хотя Ульфилла вряд ли такое признает, но все же замок, как и этот монастырь… это от меня, в глубине души не может не помнить. Даже не буду интересоваться, как и куда он сплавил жену и прочую родню Волка.

Мы приблизились к воротам, что подошли бы и замку могущественного лорда; Зигфрид, не слезая с коня, наклонился и, ухватив массивное медное кольцо, с силой постучал им по такой же медной пластине, врезанной в толстые ворота.

Долго никто не появлялся, Альбрехт начал хмуриться и недовольно покряхтывать, а Зигфрид вытащил из сумки рог и протрубил с такой мощью, что даже на дальних деревьях с отчаянными криками взлетела стая ворон и тут же улетела, даже не сделав привычного круга.

Ворота не дрогнули, но в калитке довольно быстро открылось окошко. Лицо монаха смиренное, но голос прозвучал с угрозой:

— Кто такие? Чего надо?

Альбрехт кивком указал на меня.

— Те, — произнес он обрекающим голосом, — кто изволил подарить этот замок и деньги на строительство монастыря. В нашей воле было возвести… в нашей и сровнять здесь все с землей.

Дверь затряслась, тут же распахнулась, монах выскочил с ополоумевшими глазами, низко поклонился.

— Щас, щас, уже раскрываем ворота!

Мы ждали с надменными мордами, ворота распахнулись в самом деле стремительно, словно бумажные под напором ветра.

Двое монахов тут же выбежали и ухватили коней под уздцы. Слезать мы не торопились, а они бегом отвели нас через вымощенный камнем двор.

Отец Ульфилла вышел навстречу, я даже задержал дыхание, всматриваясь в его изменившееся лицо. В первый раз я с ним общался, когда он был простым деревенским попиком, но через год-два, когда ему пришлось взвалить на свои плечи огромную ответственность, от его румяной мордочки не осталось и следа: это был сильно исхудавший мужчина с выступающими скулами и торчащими ребрами, а во взгляде горела мрачная решимость отдать все силы борьбе с силами Зла.

В прошлую встречу я ему передал чертежи типографского станка и экземпляр Библии, а еще план строительства монастыря и деньги на оплату рабочих. Монастырь, как вижу, недавно закончили, вокруг все разрыто, еще трава не успела нарасти поверх глины, деревня выглядит не просто зажиточной, а богатой, словно в ней живут не католики, а протестанты.

— Приветствую, — сказал я властно, сразу показывая, что лорд здесь я, — ваше преподобие.

Он смерил меня недружественным взглядом.

— Ваше высочество… чем мы обязаны?

Ого, мелькнула мысль, неистовый Ульфилла почти что научился не начинать сразу с брани и обвинений — уже прогресс.

— Дела, — ответил я, — дела.

Он буркнул:

— Монастырь выстроен. Я отправил вам уже две группы молодых грамотных монахов.

— Знаю, — ответил я. — Но это мелочи, отец Ульфилла. Вы способны дать христианскому миру намного больше! Разве не чувствуете в себе этот огонь? Разве не слышите Глас Небесный, что повелевает вам идти и открывать глаза незрячим, будь это простые люди или сильные мира сего?

Он на миг словно бы стушевался, что меня изумило, Ульфилла всегда неистов и напорист, проговорил хриплым голосом, полным недоверия:

— Вы о чем, ваше высочество?

— О том, — сказал я высокопарно, — что Господь оставил нам этот мир и велел его сделать лучше. И каждому определил ношу… Ваша ноша тяжела, отец Ульфилла! Потому что вы здоровы, как валаамский бык… ну там, внутри.