Онлайн книга «Новая реальность»
|
И за это ты мне тоже заплатишь, брат. Почему он не сдается? Ни в первый раз, ни сейчас? Упрямый, как… Я тебя достану. Достану. Ты должен понять, что я прав. Я, а не ты. И ты должен быть со мной. Не против, а со мной. Как же ты меня бесишь. Брат. Ты сам вынуждаешь меня так обойтись с тобой, Лёш. Почему ты никак не поймешь, что все дело в силе? Почему так цепляешься за эти миражи… за друзей… за любовь. Друзей нет. Есть хозяева и слуги. Тот, кто повелевает, и те, кто подчиняется. Дружба — это самообман. Притворство перед собой и другими. Глупо, глупо цепляться за людей. Даже если они не террористы и не преступники, все равно. Все слабые. Не помогут. Предадут, рано или поздно. Все. Понимаешь, все. Думаешь, все твои соратники так уж готовы пожертвовать собой? А как мы тогда вышли на ваше убежище? Никому нельзя верить. Дружба, ха! Ложь, ложь и притворство. Любовь. Вспомни Литу. Предала и не задумалась. Да и твоя первая любовь, насколько помнится, выбрала не тебя. Любовь. Миф. Все миф. Только семья чего-то стоит. А ты отказываешься быть моим братом. Ты пренебрегаешь мной! Снова и снова выбираешь людей. И это бесит. — Продолжать, милорд? — Подожди. А если он не притворяется? Если он правда просто сошел с ума после этой дурацкой выходки с детьми? Если… — Оставь его. Совсем оставь. Отвяжи. И вызови врача. Алекса больше нет. Просто нет! То, что осталось, может ходить, дышать, смотреть. Но это не Алекс. Это больше не Лёшка. Его можно тронуть, ударить, погладить — он все равно не поймет. Он больше не будет лезть с советами, не станет причинять хлопот, слова против не скажет. Просто растение. Домашнее. И от этого хочется выть. Можно запустить смерч, можно утопить какой-то дурацкий остров, но от этого легче не станет. Не станет!.. — Милорд, возможно, вы захотите это знать. — Дензил уже закончил доклад, но уходить не торопился. — Ее Высочество недавно в приватной беседе изволила помянуть, что некоторые ваши подданные охотнее слушают ее голос, нежели ваш. Простите. — Не стоит тебе касаться дел моей семьи. Хотя постой. — Дензил так просто ничего не докладывает. — О ком она говорила? — О Симоне, милорд, охраннике объекта «два». — Что?! Если это то, о чем я думаю, Зоя, кое-кто об этом очень пожалеет! Проклятье. Ну, Симон с его уродами уже на том свете, а дальше? Кого приставить к Лёшке? Кто тут удержится?.. У кого хватит терпения на… назвать это Лёшкой язык не поворачивался. И у кого хватит характера послать лесом озверевшую Зойку? Хотя есть такой человек. Точнее, нечеловек. Феникс. Лину ко мне. Сегодня он помиловал губернатора вместе с его городом. Вообще-то обоих стоило б наказать, но сегодня не до них. И не до приговоров. И не до Зойкиных фокусов. Лёшка заговорил! Он приходит в себя. Этот новый Лёшка совсем другой. И тот же… словно время отмоталось назад, и младшему снова восемь лет, и можно заботиться о нем, защищать — он это примет. Не скажет ни слова против. Рядом с ним так… спокойно. Как тогда. Воспоминания кружат и кружат. Лёш и его феникс… его бегство, собственная ярость. Поимка феникса, злоба, наконец-то обретшая выход. Неутолимая, ненасытная ярость. Он ведь едва не убил его, Лёшку. Своей рукой. Чуть не убил. Если бы не феникс… Зал тряхнуло. Еще раз. Еще, еще, пока с потолка — роскошного потолка с золотыми узорами не посыпалась пыль. Пол дрожал под ногами, по темному мрамору ползли трещины, с треском лопнула декоративная панель… Алекс шел. Брат. Друг. Враг. «Враг! — взвыл «холодок». — Убей. Сейчас же! Опасно-опасно-опас…» Больно! Алекс шел. Бледное лицо, широко раскрытые глаза. Руки, руки… в крови. И боль. Смерть феникса сожгла все оковы и запреты, испепелила барьер, за которым эмпаты клянутся держать свои чувства и прятать свою боль до конца жизни. И она хлынула в зал рекой — немыслимая, нестерпимая, жуткая… Алекс сделал еще шаг. Вадим захлебнулся этой болью… Он отступил, невольно вытянув вперед руки — отбросить, оттолкнуть. Сжечь на месте его, источник боли. Его, Лёшку. Убрать. Убрать… Он вытянул руки… и через секунду прижал их к сердцу, пытаясь хоть так прикрыться. Защититься… — Стой!.. Алекс шел. Кажется… Глаза застлало слезами, и только силуэт Алекса, размытый, нечеткий… он приближался. — Стой… не… — Боль не дает дышать. Как он идет? Как он может? Ведь это же его чувства. Бывает ТАК больно? Как тогда, как тогда… Тогда, пятнадцать лет назад… Алекс, я не хотел, не хотел, чтобы ты так… Я не хотел. Она сама виновата! Я… «Он убьет тебя», — поднялась из глубины ледяная волна. Колючая, черная. «Нет». А в глазах темно и сердце почти останавливается. «Убей! Опасно. Бей первым. Бей же!» Алекс шел. Он совсем рядом. «Не дай ему коснуться! Не дай ему коснуться меня! — «Холодок» уже рычит, уже царапается изнутри, пытаясь перехватить контроль над телом. — Убей!» Кровь бьет по вискам молотом, из горла рвется хрип пополам с рычанием, а внутри у сердца жжет. Жжет, жжет и леденит, и каждый вдох — как кислота… «Убей! Убей, убей сейчас же! Бей-бей-бей-бей!.. Пусти, я сам!» Рука дергается — поднять, раскрыть ладонь, ударить, сжечь… и останавливается. Нет. Не хочу. Не хочу. Пошел вон. Я не хочу! Я не стану… «Дурак, пусти!» — «Холодок» визжит и рвется, как бешеный гепард, он буквально кромсает все, до чего может дотянуться… но Вадим не шевелится. Лёш рядом. Совсем. Совсем… И взгляд — глаза в глаза. Долгий взгляд, в целую секунду. За окном — клубки из молний, из-за грома не слышно, как сыплются стекла… Он смотрит. Долго. Целый вдох можно сделать. А потом берет за руку. И мир исчезает… Он открывает глаза в той проклятой комнате. Лёшка смотрит ему в глаза. В первую секунду Дим не понимает — почему Алекс так смотрит. Почему у него седые виски. «Холодок» сгорел, и связанная с ним память проснулась не сразу. Он еще успел недоуменно оглядеть комнату — пустую каменную коробку. |