Книга Око Эль-Аргара, страница 30 – Эрик Гарднер

— Так странно. Коллеги мне казались вполне порядочными людьми.

— Не имей они тайных и порочных желаний, их бы здесь не было, София. И тем более не стоит привязываться к ним и ожидать чего-то хорошего. Стоит Висенте сказать слово, и они без колебаний бросят тебя тому чудовищу.

— Профессор вышел из храма, — заметила она.

— Хорошо, отключаемся. Ждем дальнейших сообщений.

София подошла к храму. Ее собеседник оказался прав — изнутри доносились громкие стоны. София почувствовала омерзение, но ни одна эмоция не отразилась на ее лице. У порога стоял Висенте и отрешенно наблюдал за происходящим.

— Не хотите присоединиться? — спросил профессор, мельком взглянув на нее.

— Вы издеваетесь? Я не настолько глупа, чтобы становиться адептом ради группового секса.

— Знаете, в чем ваш недостаток, София?

— В чем?

— Вы слишком правильная для нас, — заметил профессор. — Не вижу в вас никакого порока.

— А для служения Хаосу они обязательны?

— Полагаю, что да.

— Почему вы сами не там?

— У меня найдутся другие пороки. — Он отстраненно улыбнулся.

— Считайте моим пороком одержимость работой. Для вас сейчас это самое то. Разве обладать знаниями, которых лишено остальное человечество, это не порок?

— Звучит, в общем-то, неплохо.

— Вы дали мне время, профессор. Но мне оно не нужно. Я готова искать и находить знания.

— Пойдемте пройдемся.

Они пошли от храма к лагерю.

— Как вы уже поняли, культура Эль-Аргара — это всего лишь маяки, по которым мы находим крупицы, оставшиеся от нашего Повелителя.

— Я все-таки не поняла, как они связаны.

— Задолго до Разлома, то есть несколько тысяч лет назад, культура Эль-Аргара давно канула в Лету. От нее остались заброшенные полуразрушенные крепости. Когда-то о них ходили не очень добрые легенды. Люди старались обходить стороной такие места. Разве что разбойников это не пугало. Они разграбили то немногое, что оставалось в заброшенных замках. И об этих крепостях надолго забыли. Наш Повелитель воспользовался этим — лишние взгляды и интерес ему вовсе не были нужны. И он построил внутри этих крепостей несколько дворцов и храмов, посвященных Хаосу. Потом, после Разлома, все части крепостей, артефактов, включая самого нашего Повелителя, оказались раскиданы по всем трем Землям.

— Раскиданы?

— Может, это не совсем подходящее слово. Их разорвало на части, какие-то из них переместились на двойники нашей Земли. Географически, относительно материка они остались на месте. Изменилось только пребывание на нашей Земле.

— Представить это довольно сложно, — заметила София.

— Магия, способная разрывать реальность, вообще штука сложная. Помните, вы увидели Атлантиду на карте?

— Это все-таки была Атлантида? — У Софии загорелись глаза.

— Догадываюсь, о чем вы подумали, но должен огорчить. При Разломе все, что сохранилось от Атлантиды, перенеслось в другой мир. Именно поэтому ее до сих пор не могут найти, и единственное что от нее осталось, — это легенды. Впрочем, это касается многих легендарных городов...

— Хотите сказать, что и Тартесс тоже когда-то существовал? — От разочарования у Софии разве что слезы не навернулись на глазах. — Но Троя же нашлась!

— Что-то просто утеряно, но некоторые города перенеслись с нашей земли, не оставив ни одного кирпичика, ни одного следа. Вас интересовал Тартесс, София?

— Да, я прочитала о нем все, что только можно было представить. Три года назад я даже ездила в Санлукар-де-Баррамеда [5] , была уверена, что Тартесс находился в этом регионе.

— Несомненно, читали отчеты этого... профессора из университета Уэльвы... — Висенте наморщил лоб, пытаясь вспомнить.

— Антонио Родригеса!

— Его самого. Со всеми аэрофотоснимками, фотографиями из космоса, образцами грязи этого огромного болота, которое они называют парком Доньяны.

София кивнула. После сарказма в словах Висенте энтузиазма в ней поубавилось.

— Разве плохая теория? Да и образцы показывают...

— Ничего они не показывают, — отрезал Висенте. — Где бы ни находился Тартесс, на нашей земле его больше не существует. Остатки Тартессийского царства — да, они сохранились. Но сам город бесследно исчез.

— Какие интересные у вас разговоры. — К ним, приглаживая влажные после душа волосы, подошел Бальтасар.

— Мы так долго беседуем? Или вы так скоро закончили? — поинтересовался Висенте.

— Настроения что-то сегодня нет.

— Настроения?! Это в храме Хаоса нет настроения?! — Профессор расхохотался. — Вы меня удивляете, мой друг.

Бальтасар пожал плечами.

— Если позволите, я украду у вас Софию.

— Но... я собиралась идти спать.

— Здесь, в палатке с остальными? — не поверил Бальтасар. — Что-то мне подсказывает, что вы к этому не готовы.

София поджала губы. Она вдруг поняла, что Бальтасар прав и она скорее будет ночевать под открытым небом, чем позволит себе спать рядом с коллегами, участвовавшими в оргии.

— Здесь неподалеку, в городке Печина есть очень милый отель в арабском стиле. Я уже забронировал два номера. По дороге туда я могу много интересного рассказать о Тартессе. Чего даже профессор не знает.

— А со мной поделитесь потом, Бальтасар? — спросил Висенте. — Вдруг я действительно чего-то не знаю. Доброй ночи, София.

Девушка растерянно глянула на профессора, но тот уже повернулся спиной и шел от них прочь. Бальтасар сделал приглашающий жест в сторону внедорожника.

— А почему вас интересовал Тартесс? Сейчас, я так понимаю, этот интерес несколько угас.

— Я увлеклась книгами профессора Висенте. — София заняла заднее сиденье.

Бальтасар хмыкнул, но ничего не сказал, сел за руль и неспешно повел машину.

— Тартесс мне казался каким-то подобием Эльдорадо, — продолжила девушка. — Серебряный город, огромный, о богатствах которого ходили легенды, вдруг бесследно исчез. Я даже сперва хотела из Мадрида перевестись по учебе в Уэльву.

— К тому самому профессору Родригесу? — Бальтасар неодобрительно покачал головой. — «Посчастливилось» мне как-то посетить одну из его лекций... Совершенно сумасшедший старик.

— Так что вам известно о Тартессе?

— Начнем хотя бы с того, что этот город был возвеличен нами.

— Вами?

— Теми, кто поклоняется Хаосу. Последний царь Тартесса Аргантонио получил от Хаоса вечную жизнь. Но прожить ему долго не удалось — всего сто пятьдесят лет.