Онлайн книга «Троецарствие»
|
— Да, пояс действительно замечательный… А теперь дайте-ка полюбоваться халатом. Дун Чэн трепетал в душе, но, не смея противиться, снял халат. Цао Цао взял его в руки и стал внимательно рассматривать против солнца. Покончив с этим, Цао Цао нарядился в халат, подпоясался поясом и спросил приближенных: — Ну, как, подходит мне эта одежда? — Великолепно! — хором ответили те. — Не подарите ли вы этот халат и пояс мне? — обратился Цао Цао к Дун Чэну. — То, что пожаловано милостью Сына неба, я отдавать не смею. Разрешите мне подарить вам что-нибудь другое. — Почему вы получили подарки? Нет ли тут какого-нибудь заговора? — Что вы, что вы! Дерзну ли я? — в испуге воскликнул Дун Чэн. — Если хотите, возьмите эти вещи себе. — Как же я могу отобрать подарок государя? Я просто пошутил. Цао Цао снял халат и пояс и возвратил их Дун Чэну. В ту ночь, сидя в своем кабинете, Дун Чэн долго со всех сторон разглядывал халат, но ничего не обнаружил. «Раз Сын неба приказал мне хорошенько осмотреть подарок, значит в нем что-то есть, — рассуждал Дун Чэн. — В чем же дело? Почему я ничего не нахожу?» Он стал прощупывать пояс. Пластинки из белой яшмы были вырезаны в виде драконов среди цветов. Подкладка из пурпурного шелка была заделана так тщательно, что и здесь ничего не удавалось обнаружить. Сильно озадаченный, Дун Чэн разложил пояс на столе и вновь начал внимательно рассматривать его. Это занятие очень утомило Дун Чэна, он облокотился на стол и слегка вздремнул. В это время нагар от светильника упал на пояс и прожег подкладку пояса. В прогоревшем месте виднелось что-то белое с таинственными кровавыми знаками. Дун Чэн тотчас же ножом вспорол подкладку и извлек оттуда секретный указ императора. Указ гласил: «Нам известно, что в отношениях между людьми отношения между отцом и сыном стоят на первом месте, а в отношениях между высшими и низшими на главном месте — отношения между государем и подданными. Но злодей Цао Цао ныне захватил власть, обманывает и притесняет своего государя. При помощи приспешников он попрал основы управления, жалует награды и наказывает, не считаясь с нашей волей. Дни и ночи мы скорбим о том, что Поднебесная в опасности. Вы ближайший наш родственник и высший сановник в государстве и, памятуя о трудностях, с какими была основана династия, должны собрать всех верных и справедливых людей, дабы уничтожить тирана и его приспешников и восстановить алтарь династии. Наши предки возрадуются! Мы, прокусив себе палец, кровью написали сей указ, повелевая вам быть вдвойне осторожным и не отступать перед препятствиями в выполнении нашей воли. Писано весной, в третий месяц четвертого года Цзянь-ань» [199 г.]. Слезы потоком полились из глаз Дун Чэна. Всю ночь он не мог уснуть. Утром, положив указ на столе в кабинете, он погрузился в размышления о том, как уничтожить Цао Цао. Дун Чэн думал долго, но ничего не мог решить и, сидя, заснул. Случилось так, что в этот час явился ши-лан Ван Цзы-фу. Привратник, зная, что Ван Цзы-фу друг Дун Чэна, не посмел остановить его, и тот прошел в кабинет. Ван Цзы-фу увидал, что Дун Чэн спит, облокотившись на стол и прикрывая рукавом кусок шелка, на котором виднелся иероглиф «Чжэнь» [34] . Ван Цзы-фу потихоньку вытащил указ, прочитал его и спрятал в рукав, потом окликнул Дун Чэна: — Как вы себя чувствуете, дядюшка императора? Почему вы уснули, сидя за столом? Дун Чэн открыл глаза и, не найдя на столе указа, позабыл о всяких церемониях; руки и ноги у него задрожали. Ван Цзы-фу продолжал: — Вы замышляете убийство Цао Цао. Я обязан об этом донести! — Если вы это сделаете, Ханьский дом прекратит свое существование, — со слезами молвил Дун Чэн. — Я пошутил, — успокоил его Ван Цзы-фу. — Могу ли я изменить Ханьскому дому? Ведь еще мои предки пользовались его милостями! Я хочу всеми силами помочь вам, брат мой, уничтожить злодея. — Это было бы счастьем для Поднебесной! — с облегчением вздохнул Дун Чэн. — Давайте все обсудим. Я не пожалею свой род, чтобы послужить ханьскому государю. Дун Чэн взял кусок белого шелка, написал на нем свое имя и прозвание; Ван Цзы-фу сделал то же и сказал: — У Цзы-лань — мой большой друг, надо с ним посоветоваться. — Из придворных чинов только чаншуйский сяо-вэй Чун Цзи да и-лан У Ши — мои близкие друзья. Несомненно, они будут с нами заодно, — произнес Дун Чэн. И тут, словно на зов, пришли Чун Цзи и У Ши. — Небо помогает нам! — воскликнул Дун Чэн и попросил Ван Цзы-фу спрятаться за ширмой. Он сам ввел гостей в кабинет и усадил. Выпив чаю, Чун Цзи спросил: — Вас не возмущает случай на охоте в Сюйтяне? — Да, конечно, но что же можно сделать? — ответил Дун Чэн, стараясь казаться равнодушным. — Я поклялся убить злодея, да некому помочь мне, — признался У Ши. — Уничтожить злодея на пользу государству — за это и умереть не обидно! — присоединил свой голос Чун Цзи. — Вы, я слышу, собираетесь убить Цао Цао? Я должен донести! — пригрозил Ван Цзы-фу, выходя из-за ширмы. — И дядюшка императора это подтвердит! — Преданному слуге императора смерть не страшна! — гневно заявил Чун Цзи. — Если мы умрем, то станем духами-хранителями династии Хань. Это лучше, чем прислуживать государственному преступнику, как это делаете вы! — Вот как раз по этому делу мы и хотели пригласить вас. Мой друг просто пошутил… С этими словами Дун Чэн вытащил из рукава указ и показал его Чун Цзи и У Ши. Те безудержно зарыдали. Тогда Дун Чэн попросил их вписать свои имена, а Ван Цзы-фу сказал: — Погодите, я приведу У Цзы-ланя. Вскоре он вернулся вместе с У Цзы-ланем, и тот тоже приписал свое имя. После этого они перешли во внутренние покои отдохнуть и выпить вина. Но тут доложили, что Дун Чэна спрашивает силянский тай-шоу Ма Тэн. — Скажите, что я заболел и не могу принять его. — Я видел, как он выходил из ворот дворца в парчовом халате с яшмовым поясом! — обиженно воскликнул Ма Тэн. — Зачем он притворяется больным, ведь я не без дела, явился к нему! Привратник передал эти слова Дун Чэну, тот извинился перед гостями и вышел в приемную к Ма Тэну. После взаимных приветствий они уселись, и Ма Тэн сказал: — Я был принят государем и теперь возвращаюсь домой. Вот зашел к вам проститься, а вы почему-то отказались меня видеть. — Я, недостойный, захворал, — пожаловался Дун Чэн, — моя вина перед вами велика. — По вашему лицу не заметно, что вы больны… |