Книга Стертая аура, страница 4 – Дженнифер Линн Барнс

— Кори!

Услышав дядино имя, мы с Лекси переглянулись и рванули внутрь. Дядю мы обожаем, как болельщики — футбол.

Интересно, я уже доросла до того, чтобы звать его просто по имени? Стоит произнести: «дядя Кори», и мне как будто бы снова девять.

— Как поживают мои девочки? — Огромный, как медведь, дядя обхватил нас обеих сразу.

— Лучше не бывает, — отозвалась я.

Кори улыбнулся, а я отступила на шаг назад и наконец-то разглядела его. Вокруг дяди разливалось теплое, золотистое сияние, не такое темное, как у отца, но и не лимонно-желтое, цвета теннисных мячиков, как у многих моих приятелей-подростков. Его аура колыхалась спокойно и уверенно и была очень большой, гораздо больше, чем у всех окружающих.

— Выглядишь неплохо, — похвалила я дядю.

Судя по цвету, он был просто счастлив.

Кори поднял бровь.

— Правда? — негромко переспросил он.

Как и все мужчины нашей семьи, дядя с детства наслушался разговоров о Взглядах, но сам никакими способностями похвастаться не мог. Именно поэтому его так любила Лекси, а я от всей души одобряла всегдашний дядин скептицизм. Он меня подбадривает. Мама правильно угадала — не хочу я никакого дара. Одаренный — значит не такой, как все; не такой, как все — значит ненормальный.

Для дяди Кори я ничем не отличалась от остальных подростков, и мне это страшно нравилось.

Мое внимание привлекла серебристая вспышка за окном. Я застонала. За всю свою жизнь я встречала только одного человека с серебряной аурой. Бабушку. Подбежав к окну, я увидела, как она шествует по двору с бумажным пакетом в руках.

Отсюда было плохо видно, но мне показалось, что вокруг нее развевается ужасно яркий, оранжевый балахон. Не знаю точно, что должна носить милая старушка, мать двух детей и бабушка двух внучек, но уж точно не оранжевые балахоны.

— Сюда!

Я вытаращила глаза, и все же послушно выскочила обратно на крыльцо. Бабуля никогда не подбирает слова, чтобы собрать нас вместе. Просто выкрикивает первую пришедшую на ум команду, и все, к кому она обращается, послушно сбегаются на зов. Иногда это ужасно бесит, особенно если бегать приходится мне.

Лекси вышла следом.

— Бабушка пришла! — неизвестно зачем возвестила она.

Розовое сияние съежилось, и хотя я не поняла, что это значит, мне почему-то захотелось обнять сестру. Лекси подняла на меня грустные глаза.

— Как ты думаешь, очень видно? — шепотом спросила она, пока бабушка была еще далеко.

— Что видно?

Лекси расстроенно пожала плечами.

— Ты же знаешь. Что у меня до сих пор нет никакого Взгляда.

Так вот почему она чуть не плачет! Мне тут же расхотелось отвечать. Более того — я с трудом подавила горячее желание отшлепать Лекси. Я-то думала, бедная девочка переживает из-за того, что мы переехали, а она, оказывается, грустит, потому как бабуля вот-вот заметит, что у внучки до сих пор не прорезался Взгляд.

— Вот вы где, золотые мои внучата! — воскликнула бабушка таким гулким и звучным голосом, что грузчики, заносившие в дом коробки, остановились на нас поглядеть.

— Работать! — тут же рявкнула она.

Грузчики немедленно потащили коробки дальше.

— Привет, — сказала Лекси, спускаясь с крыльца и обнимая бабушку.

Та несколько секунд глядела на нее, наморщив лоб, а потом стиснула так крепко, что я испугалась — вдруг Лекси сейчас лопнет.

— А ты выросла, волшебная моя девочка, — сказала бабушка.

Лекси, казалось, ничуть не смущало такое обращение. С другой стороны, «волшебная девочка» звучит куда приятней, чем Лисси-Крысси.

— А как ты поживаешь, утренняя Лисси?

Понятия не имею, откуда она берет эти прозвища, хотя будь я посмелей, могла бы и предположить.

Я обняла бабушку, удивляясь, почему она пахнет корицей, чесноком и землей одновременно.

— Как я выгляжу? — осведомилась она, выпустив меня из стальных объятий.

Стараясь не обращать внимания на одежду — а это и впрямь оказался дикий оранжевый балахон, — я послушно пригляделась. Вокруг бабушкиного тела разливалось серебряное сияние, хотя по сравнению со светом солнца смотрелось оно не очень-то ярко.

— Все такая же серебряная, — ответила я.

Бабушка будто ждала чего-то еще.

— И ничего больше? — наконец удивилась она. — А как насчет ширины?

Я непонимающе заморгала.

— Насыщенности? Подвижности? Что ты можешь сказать о яркости, контрасте, оттенке?

— Н-н-ну-у... — пробормотала я, — ты словно стоишь в тени.

«Или будто я надела темные очки», — добавила я про себя.

— Я и стою в тени, — заметила бабушка. — Уперев руки в бока, она раздраженно вздохнула и повернулась к маме. — Ты что, ничему не научила ее, Кэтрин?

Посмотрев на мамино лицо, я еле сдержалась, чтобы не улыбнуться. Похоже, дела ее плохи. Бабушка называла дочь по имени, только когда очень сердилась.

— А зачем меня учить? — пришла я на помощь маме, хотя в глубине души сомневалась, стоит ли раскрывать рот. — Подумаешь — краски. Если хочешь знать, они мне давно надоели.

Я заметила, что с каждым моим словом бабушка становится все мрачнее и мрачнее, и догадывалась, что своими руками рою себе могилу, но уже не могла остановиться.

— Тоже мне, большое дело — какие-то цвета.

— Большое, — почти спокойно повторила бабушка. Вот только дышала она тяжело. — Это и впрямь большое дело. Не могу поверить, девочки, что ваша мать совсем с вами не занималась.

— Перестань, мама, — вмешался дядя Кори. — У Кэт полно дел, а у девочек и школа, и дополнительные занятия, и с друзьями пообщаться надо. Некогда им думать про твои дурацкие суеверия.

Бабушка не обратила на сына ни малейшего внимания. Они с Кори спорили уже много лет. Доктор с научным складом ума, он никак не мог поверить, что Взгляд действительно существует, и не слушал ни сестру, ни мать. Однажды он объяснил мне, что все это — фамильная легенда и психологический феномен. Я потом выучила эти слова: «психологический феномен», мне казалось, они делают меня умнее. Даже решила ввернуть их в какой-нибудь подходящей беседе.

— Девочки будут заниматься со мной! — объявила бабушка.

Я встревоженно глянула на маму. Ведь она не позволит пытать нас какими-то колдовскими уроками, особенно теперь, когда знает, как я отношусь к своему так называемому Дару? Да и Лекси не переживет ежедневных напоминаний о том, что у нее до сих пор не открылось никаких способностей.

Мама всегда была неглупой женщиной и попыталась угодить всем.

— Прекрасно, мамочка, — согласилась она. — Только, разумеется, не каждый день, ведь они уже завтра идут в школу. А вот пара уроков в неделю — как раз то, что нужно.