Онлайн книга «Дядюшкин сон»
|
– Гришка! – вскричала наконец она, – тотчас же барину одеваться! фрак, брюки, белый галстук, жилет, – живее! Да где его головная щетка, где щетка? – Матушка! да ведь я из бани: простудиться могу, если в город ехать… – Не простудишься! – Да вот и волосы мокрые… – А вот мы их сейчас высушим! Гришка, бери головную щетку, три его досуха; крепче! крепче! вот так! вот так! Под эту команду усердный и преданный Гришка что есть силы начал оттирать волосы своего барина, для большего удобства схватив его за плечо и несколько принагнув к дивану. Афанасий Матвеич морщился и чуть не плакал. – Теперь пошел сюда! подыми его, Гришка! где помада? Нагнись, нагнись, негодяй, нагнись, дармоед! И Марья Александровна собственноручно принялась помадить своего супруга, безжалостно теребя его густые с проседью волосы, которые он, на беду свою, не остриг. Афанасий Матвеич кряхтел, вздыхал, но не вскрикнул и с покорностию выдержал всю операцию. – Соки ты мои высосал, пачкун ты такой! – проговорила Марья Александровна. – Да нагнись еще больше, нагнись! – Чем же я, матушка, высосал твои соки? – промямлил супруг, нагибая как только мог более голову. – Болван! аллегории не понимает! Теперь причешись; а ты одевай его, да живее! Героиня наша уселась в кресла и инквизиторски наблюдала весь церемониал облачения Афанасия Матвеича. Между тем он успел несколько отдохнуть и собраться с духом, и когда дело дошло до повязки белого галстука, то даже осмелился изъявить какое-то собственное мнение насчет формы и красоты узла. Наконец, надевая фрак, почтенный муж совершенно ободрился и начал поглядывать на себя в зеркало с некоторым уважением. – Куда ж это ты везешь меня, Марья Александровна? – проговорил он, охорашиваясь. Марья Александровна не поверила было ушам своим. – Слышите! ах ты, чучело! Да как ты смеешь спрашивать меня, куда я везу тебя! – Матушка, да ведь надо же знать… – Молчать! Вот только назови еще раз меня матушкой, особенно там, куда теперь едем! Целый месяц просидишь без чаю. Испуганный супруг умолк. – Ишь! ни одного креста ведь не выслужил, чумичка ты этакая, – продолжала она, с презрением смотря на черный фрак Афанасия Матвеича. Афанасий Матвеич наконец обиделся. – Кресты, матушка, начальство дает, а я советник, а не чумичка, – проговорил он в благородном негодовании. – Что, что, что? Да ты здесь рассуждать научился! ах ты, мужик ты этакой! ах ты, сопляк! Ну, жаль, некогда мне теперь с тобой возиться, а то бы я… Ну да потом припомню! Давай ему шляпу, Гришка! Давай ему шубу! Здесь без меня все эти три комнаты прибрать; да зеленую, угловую комнату тоже прибрать. Мигом щетки в руки! С зеркал снять чехлы, с часов тоже, да чтоб через час все было готово. Да сам надень фрак, людям выдай перчатки, слышишь, Гришка, слышишь? Сели в карету. Афанасий Матвеич недоумевал и удивлялся. Между тем Марья Александровна думала про себя, – как бы понятнее вбить в голову своего супруга некоторые наставления, необходимые в теперешнем его положении. Но супруг предупредил ее. – А я вот, Марья Александровна, сегодня сон преоригинальный видел, – возвестил он, совсем неожиданно, посреди обоюдного молчания. – Тьфу ты, проклятое чучело! Я думала и бог знает что! Какой-то сон! да как ты смеешь лезть ко мне с своими мужицкими снами! Оригинальный! понимаешь ли еще, что такое оригинальный? Слушай, говорю в последний раз, если ты у меня сегодня осмелишься только слово упомянуть про сон или про что-нибудь другое, то я, – я уж и не знаю, что с тобой сделаю! Слушай хорошенько: ко мне приехал князь К. Помнишь князя К.? – Помню, матушка, помню. Зачем же это он пожаловал? – Молчи, не твое дело! Ты должен с особенною любезностию, как хозяин, просить его сейчас же к нам в деревню. За тем я и везу тебя. Сегодня же сядем и уедем. Но если ты только осмелишься хоть одно слово сказать в целый вечер, или завтра, или послезавтра, или когда-нибудь, то я тебя целый год заставлю гусей пасти! Ничего не говори, ни единого слова. Вот вся твоя обязанность, понимаешь? – Ну, а если что-нибудь спросят? – Все равно молчи. – Но ведь нельзя же все молчать, Марья Александровна. – В таком случае отвечай односложно, что-нибудь этакое, например: «гм!» или что-нибудь такое же, чтоб показать, что ты умный человек и обсуживаешь прежде, чем отвечаешь. – Гм. – Пойми ты меня! Я тебя везу для того, что ты услышал о князе и тотчас же, в восторге от его посещения, прилетел к нему засвидетельствовать свое почтение и просить к себе в деревню; понимаешь? – Гм. – Да ты не теперь гумкай, дурак! ты мне-то отвечай. – Хорошо, матушка, все будет по-твоему; только зачем я приглашать-то буду князя? – Что, что? опять рассуждать! А тебе какое дело: зачем? да как ты смеешь об этом спрашивать? – Да я все к тому, Марья Александровна: как же приглашать-то его буду, коли ты мне велела молчать? – Я буду говорить за тебя, а ты только кланяйся, слышишь, только кланяйся, а шляпу в руках держи. Понимаешь? – Понимаю, мат… Марья Александровна. – Князь чрезвычайно остроумен. Если что-нибудь он скажет хоть и не тебе, то ты на все отвечай добродушной и веселой улыбкой, слышишь? – Гм. – Опять загумкал! Со мной не гумкать! Прямо и просто отвечай: слышишь или нет? – Слышу, Марья Александровна, слышу, как не услышать, а гумкаю для того, что приучаюсь, как ты велела. Только я все про то же, матушка; как же это: если князь что скажет, то ты приказываешь глядеть на него и улыбаться. Ну, а все-таки если что меня спросит? – Экой непонятливый балбес! Я уже сказала тебе: молчи. Я буду за тебя отвечать, а ты только смотри да улыбайся. – Да ведь он подумает, что я немой, – проворчал Афанасий Матвеич. – Велика важность! пусть думает; зато скроешь, что ты дурак. – Гм… Ну, а если другие об чем-нибудь спрашивать будут? – Никто не спросит, никого не будет. А если, на случай, – чего боже сохрани! – кто и приедет, да если что тебя спросит или что-нибудь скажет, то немедленно отвечай саркастической улыбкой. Знаешь, что такое саркастическая улыбка? – Это остроумная, что ли, матушка? |