Книга Игра на понижение, страница 31 – Михаил Луговой

– Ну вот, все в порядке, – сообщил космонавтам координатор, опуская руку с планшетом. – Опоздавшие доставлены на борт, вам тоже пора. Я даю команду на удаление людей с площадки.

Космонавты поднялись с места, по очереди пожали Рингхольму руку, и через минуту закрытый приплюснутым обтекателем вагончик уже несся по бетонному коридору от бункера контрольного поста к стартовому столу. Шесть километров пахнущей сухим цементом дороги казались бесконечными – плата за размер парома. Водорода, выброшенного при старте, вполне достаточно, чтобы на пару часов понизить содержание кислорода в районе стартового стола до уровня, несовместимого с нормальным дыханием, поэтому в радиусе пары километров в момент взлета не должно находиться ни единой живой души.

Там, где туннель оканчивался, вагончик остановился, и экипаж встретила вытянувшаяся по стойке «смирно» контрольная смена.

– Вольно, – кивнул командир экипажа и пожал руку майору Клеменсу. – Много народу на площадке?

Начальник смены мотнул головой в сторону табло на стене, высвечивающего две цифры, пятьдесят в красном поле и восемьдесят семь в желтом. Красные цифры обозначали пассажиров и экипаж корабля, которым предстояло покинуть Землю на «Быковском», желтые – космодромный персонал, все еще находившийся в зоне старта.

Двери воротной ширины распахнулись, и на бетоне космодрома вспыхнули два ряда красных огоньков, ограничивающих дорожку, ведущую прямо в клубы тумана, над которыми возвышалась ярко освещенная прожекторами носовая часть корабля. Это была традиция: триста метров, отделяющих КПП от входа в лифт стартовой конструкции, экипаж шел пешком. За спинами космонавтов «пятьдесят» в красном поле сменилось на «пятьдесят четыре».

– Это несправедливо, в конце концов, – привычно начал брюзжать Рафаэль Бьелса, энергетик корабля, – какой дурак придумал этот чертов пеший поход в такой духоте!

Как бы в подтверждение мировой несправедливости мимо них, приветственно просигналив, промчался к воротам ярко-желтый электробус стартовой команды.

– Терпи, Рафик, – сочувственно откликнулся Поль Морен, инженер, оператор главного двигателя и четвертый член экипажа. – Традиции есть традиции. Их нельзя нарушать. Русские на Байконуре до сих пор на колесо писают!

От неожиданности энергетик даже сбился с шага.

– Что, в самом деле?

– Точно, – подтвердил второй пилот. – Традиция. А на всем, что взлетает в космос с Плесецка, пишут «Таня». Хотя, кто такая эта Таня, уже никто не помнит.

При стартовом положении парома носовой люк экипажа находился на высоте сорока метров. Здесь веяло ветерком, в отличие от липкой влажности внизу, и днем открывался великолепный вид на окрестности. Сейчас небо на востоке уже заметно посветлело, но земля еще оставалась в глубокой тени. На юге за путаницей огней космодромных сооружений угадывались огромные островерхие ангары остальных паромов, увенчанные алыми огнями, а на горизонте стояло зарево огней Моретона, когда-то крохотной телеграфной станции, а сейчас города в сотню тысяч жителей. На западе ровная цепочка фонарей над телеграфной дорогой уходила на север.

Евгений пожалел, что вид на восток закрыт корпусом их корабля. С многометровой высоты громадная чаша газоотводного лотка, до краев полная серебристым туманом, должна была выглядеть красиво.

Бортинженер с энергетиком остались внизу. Кормовой люк экипажа, ведущий через тамбур в переходный отсек со скафандрами, примыкающий к кормовой рубке, откуда велось управление реактором и главным двигателем, находился гораздо ниже, на высоте всего пятнадцати метров. Пилоты же прошли в главную. Пока командир экипажа вполголоса переговаривался с инженерами стартового расчета, Евгений устроился в своем кресле-коконе и запустил вспомогательные системы. Поверх пульта с допотопными аварийными экранами в воздухе повисли окошки индикации предполетной готовности. Прогнав обычный стартовый тест, второй пилот обратился к командиру:

– Кэп, предполетная готовность запущена, отсчет идет.

Командир экипажа, кивнув согласно, что-то буркнул в ответ. Евгений поразился. Чтобы Омид Танвир, космонавт с тридцатилетним стажем, при нахождении на борту не проартикулировал свои действия громко и четко, так, чтобы их без ошибок записала система объективного контроля? Такого просто не могло быть, с командиром явно творилось что-то неладное.

Но рассуждать было некогда, и он связался с пассажирским отсеком.

– Привет, солнышко! Как там твои опоздавшие?

Алина подняла глаза на камеру.

– Я не солнышко, я принцесса, – строго возразила она. – У меня все нормально, инструктаж проведен. Сейчас сама устроюсь и доложу по форме.

– А чего такая грустная?

– Я не грустная, я сонная. Сильвию к полету из-за насморка не допустили, а я из-за этого в Москву не успеваю.

– Зато ты летишь с самым лучшим экипажем. Попроси дядю Танвира, он ради тебя на Байконур сядет. Тогда успеешь! – засмеялся Евгений.

– Иди уж… Остряк-самоучка!

– Осмелюсь напомнить, что ваше высочество обещало взять своего верного рыцаря беситься в караоке на «Армстронге».

– Мое высочество все по-о-омнит, – протянула девушка, – так что иди, чисти латы и запихивай в амортизатор коня.

– Есть, мэм!

Выглянув из кокона, Евгений обнаружил, что старший стартового расчета уже закончил и протягивает ему контрольный жетон.

– Удачного полета, Юджин!

– Спасибо, Тони.

Пожав протянутую ему руку, Евгений бросил жетон в приемник и, проследив, как закрываются и герметизируются сначала входной люк главной рубки, а потом и внешний, откинулся на спинку своего кокона. Сигналы запоров кормового люка тоже горели успокаивающим зеленым светом.

– Второй пилот осмотр закончил, – доложил он. – Пассажиры в порядке, люки закрыты и загерметизированы, сигнал ДОГов в норме.

– Квитирую, – раздалось в наушниках командирским голосом. Потом, после паузы: – Дженя, проверь наличие посторонних на борту.

Второй пилот удивился, но виду не подал. Вместо этого он запустил систему слежения во внутренних помещениях, ориентировав ее на поиск людей, не вписанных в расписание полета. Секунд через тридцать система закончила работу, не обнаружив на корабле посторонних лиц.

– Система подтверждает: посторонних на борту нет, – доложил он.

– Принято, – буркнул командир и почти сразу же без перерыва продолжил: – Центральная, я «Быковский», тесты по всем параметрам пройдены успешно. К поднятию мощности реактора и пуску лазеров разогрева готовы.

– По нашей команде, Омид, – резким голосом откликнулся командир расчета.

Стартовое окно длилось около пятнадцати минут, но координатор ждал доклада от начальника контрольной смены, ответственного за то, чтобы на пусковом столе и в его окрестностях никого не осталось. И через минуту получил подтверждение.