Онлайн книга «Жиган»
|
В любом случае, эти несколько дней прошли для Константина в состоянии тягостного ожидания. Лишь разговоры с Архипом помогали скоротать время. Константин узнал многое: что такое соликамская зона «Белый лебедь», в которой содержат воров и авторитетов, кто такие главворы и главпидоры, хозяин и кум, казачок и парашник, как парафинят и опускают, с кем можно общаться в камере и что такое проверка зрения. Народ в камере менялся. Одних приводили, других уводили. Люди были разные, но всех их объединяло одно – авторитеты среди них не попадались. Главным в камере, или, по-здешнему, хазаром, стал Архип. Об этом известила малява, которая пришла спустя некотоpое вpемя через дорогу. Дорога в этой хате была такой же, как и во всем следственном изоляторе. Через окно были протянуты во все соседние камеры веревки. По ним двигались записки-малявы, маленькие посылки с индюшкой – чаем, куревом, деньгами и иным гревом. В своей маляве Толик Рваный известил Архипа о том, что хочет встретиться и побазарить с pезинщиком. – Жди гостей, – сказал Архип Константину, прочитав маляву. * * * Однако до встречи с Толиком Рваным в жизни Константина произошло еще одно событие, далеко не из приятных. Вечером, когда одни обитатели камеры играли в шашки фигурками, вылепленными из хлебного мякиша, а другие негромко разговаривали между собой, дверь неожиданно распахнулась и на пороге появились несколько человек в зеленой униформе. Первым вошел невысокий коренастый прапорщик с грубым, словно высеченным топором лицом. Широко расставив ноги, он остановился посреди камеры и многозначительно похлопал по руке резиновой дубинкой. – Всем встать! В камере мгновенно воцарилась тишина. Сидельцы были вынуждены отоpваться от своих занятий и выполнить команду прапорщика. Архип успел шепнуть на ухо Константину: – Шмон. Прапорщик, до слуха которого донесся посторонний звук, тут же заорал: – Молчать! Разговоры прекратить! В коридор по одному! Пришлось подчиниться и выйти, заложив руки за спину. – Лицом к стене! В коридоре находилось человек десять в такой же зеленой униформе, но с погонами сержантов и рядовых. После того как заключенные выстроились у стены, прапорщик скомандовал: – Произвести обыск! Группа разделилась. Несколько человек вошли в камеру и стали перетряхивать ее с потолка до пола. Оставшиеся в коридоре шмонали заключенных: выворачивали карманы, ощупывали одежду, заставили снять ботинки и даже носки. Тех, кто, по мнению шмональщиков, слишком медленно выполнял команды, награждали увесистыми тычками под ребра и по ногам. Если не считать ставшей уже привычной грубости, шмон проходил спокойно. Камера, в которой сидел Панфилов, была бедной – ни денег, ни чая, ни игральных карт найти не удалось. Под досками настила обнаружились лишь несколько спичек. Об этом и крикнул из камеры один из солдат. Прапорщик, остававшийся все это время в коридоре, был явно недоволен результатами обыска. – Что, радуетесь? – с искренней злобой сказал он, обращаясь к заключенным. – Напрасно. У Архипа нашли огрызок карандаша. Прапорщик тут же стал придираться. – Это что такое? У вас, оказывается, писатель есть? – Карандаш не запрещено иметь, гражданин начальник, – глухо произнес Архип, при этом он чуть отвернул голову от стены. – А ну-ка заткнись, шелупонь! – заорал «кусок». – Щас как шваркну по репе, мозги по стенке растекутся! Архип затих, не желая получить удар дубинкой по голове. Молчали и остальные. Кому же охота связываться с дураком? Панфилову тоже врезали пару раз по почкам, но не так чтобы слишком сильно. Прапорщик, явно испытывавший зуд в руках, то и дело покрикивал на подчиненных. Те, по его мнению, не проявляли должного рвения. – За толканом ищите. – Нет там ничего, товарищ прапорщик. Уже два раза смотрели. – А в бачке? – Смотрели, товарищ прапорщик. – Сержант, смотри в толкане. – Как смотреть? – Руку туда засунь, урод. Первый день замужем, что ли? Всему вас учить надо! Боец, закатав рукава гимнастерки до локтя, засунул ладонь в отверстие унитаза и принялся шарить там пальцами. Наконец после безуспешных поисков он вытащил руку и принялся брезгливо стряхивать воду. – Ничего нет, товарищ прапорщик. – Плохо ищете, сукины дети. Должно что-нибудь быть. Всех на уши поставлю! Помахивая дубинкой, прапорщик подошел к Панфилову и остановился у него за спиной. Его внимание привлекла перевязанная грязным бинтом рука заключенного. Ничуть не стесняясь, он ткнул Константина кончиком дубинки в предплечье. – Это что? – Бинт. – Я вижу, что бинт! – неpвно заорал прапорщик. – Что под ним? Константину так и хотелось сказать: «Анаша», но он удержался и промолчал. Это молчание привело прапорщика в еще большую ярость. – Что под бинтом? – завопил он. – Ожог, – односложно ответил Панфилов. – Костры в камере разводил, что ли? Так и не дождавшись ответа, прапорщик саданул дубинкой в плечо Панфилова, после чего потерял к обитателю камеры всякий интерес. Тем временем шмон закончился. – Собрать барахло и по нарам! – скомандовал прапорщик. – После отбоя ни звука! Заключенные понуро потащились в растерзанную Индию. Когда дверь за шмональщиками захлопнулась, Архип сказал Константину: – Хорошо отделались, такое редко бывает. Обычно они всегда что-нибудь находят – стиры, индюшку, даже шарабашки [1] забирают. А если не находят, то подкинут что-нибудь. – Зачем? – спросил Панфилов. – Так, для порядка, отмесить кого-нибудь, в аквариум посадить. Да мало ли. – Что же, они нас пожалели? – Наверное, у «куска» хорошее настроение. – Ну да, – ухмыльнулся Константин, потирая плечо, по которому прошлась резиновая дубинка прапорщика. – Если бы у него было плохое настроение, – рассудительно сказал Архип, – нас бы сейчас в вольер босиком на снег вывели. Вольером здесь было принято называть маленький внутренний дворик, предназначенный для прогулок заключенных. В камере навели порядок, собрали разбросанные по всем углам вещи, поправили нары. Из коридора доносился шум – шмонали соседние камеры. Наконец все утихло и заключенные Индии отправились на боковую. |