Онлайн книга «Имперец. Живыми не брать!»
|
Вот и этот так же полагал. Оттого и вскинул руки вверх, пытаясь ящик изловить. В сторону не проще отскочить? Тут ведь не кино — эффектным броском назад такую штуку не отправить! Думать надо! Головой, а не тем, что на плечах попросту присобачено. Наличие шапки и рта данный предмет еще головой не делает. Тренировать сей орган нужно! Мозги прокачивать, а не речи балабольские слушать! Всегда, каждый божий день! А он — руки вверх задрал! И закономерно получил ногой… ну, вы сами понимаете, куда получил… А ящик сверху по чану добавил… Хлопаю Кольке ладонями по ушам! Это не шибко больно, так я еще и бью вполсилы. Зато крыша у него малость поехала… он даже сумку с вещами обронил. Подхватываю ее в свободную руку, второй хватаю очумевшего парня и бегом несусь к спасительной двери. Мусорщиков нет — уехали. А вот инструмент остался. Пожарный топор, например… Я его сразу тогда приметил и зарубочку на память сделал. С петель дверь снять трудно, притолока мешает, однако ж выдрать или вырубить эти самые петли из двери — вполне по силам нормальному мужику. Если он, понятное дело, не перед зомбоящиком дни проводит, а за собою следит да жиром попусту не обрастает. Скрипнув, полотнище двери перекашивается, и замок более не выдерживает его веса. Дверь с грохотом падает на асфальт. Волоча за собою Кольку, подбегаю к нашей машине. Ключи у меня есть, открываю багажник и запихиваю его внутрь. Хлопает крышка — теперь не сбежит, дуралей! Однако же пора и Вадиму назад, чего-то он там завис… Ох и хреново у меня ныне на душе! Подбегаю к входу. Никого не вижу, только из дверей здания слышен неясный шум. Так, похоже, что Мишунов вляпался… Первый этаж здания почти наполовину состоял из большого холла. В конце его виднелась распахнутая дверь в кабинет главного болтуна, и около нее сгрудилась нехилая толпа народу. Преимущественно молодые ребята и девчонки. Откуда-то оттуда доносились громкие голоса. Ну, слава богу, никого тут, похоже, пока не бьют… Уже плюс! Замедляю шаг и подхожу ближе. — Вы ответите! За то, что обманом затягиваете молодых людей в свою секту! Так, это Вадик. Завелся, уже того и гляди в морду кому-то даст. Напротив него стоит какой-то мутный тип с прилизанными волосами. В старых фильмах так приказчиков изображали — очень похоже. Дорогой костюм и снисходительно-презрительное выражение холеной морды. Надо полагать — главный босс этого мерзючника. — Хе! — хмыкает прилизанный. — Это все, на что вы способны? Кричать и возмущаться? А чем, собственно говоря, вы обижены? Тем, что молодежь не хочет воспринимать ваши замшелые идеи? Так было всегда! Именно молодые люди и являлись творцами прогресса! А не вы! Ваше время прошло — идите и подохните под забором, скрежеща зубами от ненависти! Будущее — за нами! — Простите! — вклиниваюсь в разговор. — За вами — это за кем? — За молодыми коммунарами! — То есть, если я вас правильно понял, за коммунистами? — Еще один… — ухмыляется прилизанный. — Русского языка не понимаете? Я же четко сказал — за коммунарами! — Извините, — осторожно оттираю в сторону Вадика. Незаметно показываю ему кулак и пихаю к выходу. — Я вот, грешным делом, полагал, что разница не столь велика. Молодые коммунары станут потом молодыми коммунистами — не так, разве? — Ортодокс! — снова ухмыляется мой оппонент. — Промойте свои мозги! — А повежливее? Я вам не хамил… — Иного не заслуживаете! Участь быдла — быть внизу! Стану я перед вами тут бисер метать! Те, кто нас не понимает, не заслуживают никакого внимания! — Но я, может быть, искренне понять хочу! — даю Мишунову легкого пенделя. — А вы даже не объясняете ничего! — Только незашоренные дурными идеями мозги способны воспринять истину! Молодые мозги — вы, старичье, уже не сможете. — Объясните — может, и смогу? — Хорошо, — снисходит до меня оппонент. — Общество генетически разделено! На людей, которые однозначно, в силу природы своей, обязаны руководить всеми прочими и… — Простите, а кто его, ну, в смысле, общество, разделил? И когда? Я, может, упустил что-то? — Сама природа! Такие люди не способны ко лжи! И оттого только они вправе указывать всем прочим, куда и каким путем те обязаны идти. Это тяжкий крест и колоссальная ответственность! За свои ошибки коммунары отвечают жестоко! — Перед кем? — Перед своими товарищами, разумеется! — А они-то здесь при чем? Указывают-то не им?! — Стадо вправе осуждать пастухов? Вы в своем уме? Да эти телепузики и понять-то не в состоянии ничего не могут сами — всем сначала разжевать надо да в рот положить. — Где ж это вы такое стадо отыскали, милейший? — А вокруг посмотреть, облом — не? В зеркало гляньте, если не дошло. Тут вся эта страна такая! Эта страна… Понятно теперь, с кем я сейчас говорю. Главный говорун — господин Погонин. — Между прочим, любезный, именно эта страна пережила такое, что вам, надо думать, и не снилось-то никогда! — Это что же? — Революцию, войну, разруху — как-то и без ваших сверхлюдей обошлись. Сами, своим умом все вытянули. Погонин фыркает: — Ага, вы еще и оправдывать их возьмитесь! — И возьмусь! Чем-то мне ваши речи одного дохлого политика напоминают… Гитлером его звали. Может, приходилось слышать о таком? — Ага, старые песни! Вечно вы, как сказать нечего, оппонента с ним равняете! — Это вы, любезнейший, обо мне? Так мы раньше не пересекались, дебатов не вели… Откуда же такие сведения? — Не паясничайте! — клиент грозно нахмурил брови, но, наоборот, вышло скорее смешно. — Узнаю знакомую пропаганду — так еще в старые времена людям голову морочили! — Ну, вам, судя по всему, заморочить не удалось — вовремя уехали. Надо полагать, этим и спаслись. Погонин смотрит на меня тяжелым взглядом: — Да ты откуда взялся, такой болтливый?! — С тех ворот, что и весь народ. Посмотрел я на ваши речи… и вопрос у меня есть. Можно? — Ну… попробуй… Топот ног. Оглядываюсь назад — опаньки! А народу-то прибавилось… из боковых дверей повылазило еще человек пятьдесят. Хреновастенько… Через такую толпу я не пробьюсь. У входной двери мелькнул силуэт Мишунова — ну, хоть он-то ушел! Ладно… потянем еще время. — Вы говорите, что воспринять новые идеи способны только пять процентов населения. Так? — Так! — кивает оппонент. — А почему не десять или пятнадцать, например? Откуда такие данные, позвольте полюбопытствовать? |