Онлайн книга «Униженные и оскорбленные»
|
– Да, он наш искренний друг, и мы должны быть все вместе! – отвечала с глубоким чувством Наташа. Бедненькая! Она так и засияла от радости, когда увидела, что князь не забыл подойти ко мне. Как она любила меня! – Я встречал много поклонников вашего таланта, – продолжал князь, – и знаю двух самых искренних ваших почитательниц. Им так приятно будет узнать вас лично. Это графиня, мой лучший друг, и ее падчерица, Катерина Федоровна Филимонова. Позвольте мне надеяться, что вы не откажете мне в удовольствии представить вас этим дамам. – Мне очень лестно, хотя теперь я мало имею знакомств... – Но мне вы дадите ваш адрес! Где вы живете? Я буду иметь удовольствие... – Я не принимаю у себя, князь, по крайней мере в настоящее время. – Но я, хоть и не заслужил исключения... но... – Извольте, если вы требуете, и мне очень приятно. Я живу в -м переулке, в доме Клугена. – В доме Клугена! – вскричал он, как будто чем-то пораженный. – Как! Вы... давно там живете? – Нет, недавно, – отвечал я, невольно в него всматриваясь. – Моя квартира сорок четвертый номер. – В сорок четвертом? Вы живете... один? – Совершенно один. – Д-да! Я потому... что, кажется, знаю этот дом. Тем лучше... Я непременно буду у вас, непременно! Мне о многом нужно переговорить с вами, и я многого ожидаю от вас. Вы во многом можете обязать меня. Видите, я прямо начинаю с просьбы. Но до свидания! Еще раз вашу руку! Он пожал руку мне и Алеше, еще раз поцеловал ручку Наташи и вышел, не пригласив Алешу следовать за собою. Мы трое остались в большом смущении. Все это случилось так неожиданно, так нечаянно. Все мы чувствовали, что в один миг все изменилось и начинается что-то новое, неведомое. Алеша молча присел возле Наташи и тихо целовал ее руку. Изредка он заглядывал ей в лицо, как бы ожидая, что она скажет? – Голубчик Алеша, поезжай завтра же к Катерине Федоровне, – проговорила наконец она. – Я сам это думал, – отвечал он, – непременно поеду. – А может быть, ей и тяжело будет тебя видеть... как сделать? – Не знаю, друг мой. И про это я тоже думал. Я посмотрю... Увижу... так и решу. А что, Наташа, ведь у нас все теперь переменилось, – не утерпел не заговорить Алеша. Она улыбнулась и посмотрела на него долгим и нежным взглядом. – И какой он деликатный. Видел, какая у тебя бедная квартира, и ни слова... – О чем? – Ну... чтоб переехать на другую... или что-нибудь, – прибавил он, закрасневшись. – Полно, Алеша, с какой же бы стати! – То-то я и говорю, что он такой деликатный. А как хвалил тебя! Я ведь говорил тебе... говорил! Нет, он может все понимать и чувствовать! А про меня как про ребенка говорил; все-то они меня так почитают! Да что ж, я ведь и в самом деле такой. – Ты ребенок, да проницательнее нас всех. Добрый ты, Алеша! – А он сказал, что мое доброе сердце вредит мне. Как это? Не понимаю. А знаешь что, Наташа. Не поехать ли мне поскорей к нему? Завтра чем свет у тебя буду. – Поезжай, поезжай, голубчик. Это ты хорошо придумал. И непременно покажись ему, слышишь? А завтра приезжай как можно раньше. Теперь уж не будешь от меня по пяти дней бегать?– лукаво прибавила она, лаская его взглядом. Все мы были в какой-то тихой, в какой-то полной радости. – Со мной, Ваня? – крикнул Алеша, выходя из комнаты. – Нет, он останется; мы еще поговорим с тобой, Ваня. Смотри же, завтра чем свет! – Чем свет! Прощай, Мавра! Мавра была в сильном волнении. Она все слышала, что говорил князь, все подслушала, но многого не поняла. Ей бы хотелось угадать и расспросить. А покамест она смотрела так серьезно, даже гордо. Она тоже догадывалась, что многое изменилось. Мы остались одни. Наташа взяла меня за руку и несколько времени молчала, как будто ища, что сказать. – Устала я! – проговорила она наконец слабым голосом. – Слушай: ведь ты пойдешь завтра к нашим? – Непременно. – Маменьке скажи, а ему не говори. – Да я ведь и без того никогда об тебе с ним не говорю. – То-то; он и без того узнает. А ты замечай, что он скажет? Как примет? Господи, Ваня! Что, неужели ж он в самом деле проклянет меня за этот брак? Нет, не может быть! – Все должен уладить князь, – подхватил я поспешно. – Он должен непременно с ним помириться, а тогда и все уладится. – О боже мой! Если б! Если б! – с мольбою вскричала она. – Не беспокойся, Наташа, все уладится. На то идет. Она пристально поглядела на меня. – Ваня! Что ты думаешь о князе? – Если он говорил искренно, то, по-моему, он человек вполне благородный. – Если он говорил искренно? Что это значит? Да разве он мог говорить неискренно? – И мне тоже кажется, – отвечал я. «Стало быть, у ней мелькает какая-то мысль, – подумал я про себя. – Странно!» – Ты все смотрел на него... так пристально... – Да, он немного странен; мне показалось. – И мне тоже. Он как-то все так говорит... Устала я, голубчик. Знаешь что? Ступай и ты домой. А завтра приходи ко мне как можно пораньше от них. Да слушай еще: это не обидно было, когда я сказала ему, что хочу поскорее полюбить его? – Нет... почему ж обидно? – И... не глупо? То есть ведь это значило, что покамест я еще не люблю его. – Напротив, это было прекрасно, наивно, быстро. Ты так хороша была в эту минуту! Глуп будет он, если не поймет этого с своей великосветскостью. – Ты как будто на него сердишься, Ваня? А какая, однако ж, я дурная, мнительная и какая тщеславная! Не смейся; я ведь перед тобой ничего не скрываю. Ах, Ваня, друг ты мой дорогой! Вот если я буду опять несчастна, если опять горе придет, ведь уж ты, верно, будешь здесь подле меня; один, может быть, и будешь! Чем заслужу я тебе за все! Не проклинай меня никогда, Ваня!.. Воротясь домой, я тотчас же разделся и лег спать. В комнате у меня было сыро и темно, как в погребе. Много странных мыслей и ощущений бродило во мне, и я еще долго не мог заснуть. Но как, должно быть, смеялся в эту минуту один человек, засыпая в комфортной своей постели, – если, впрочем, он еще удостоил усмехнуться над нами! Должно быть, не удостоил! |