Книга Жестокость и воля, страница 21 – Сергей Зверев

Судя по выговору, Чернявый пребывал слегка под кайфом, но держался спокойно и уверенно.

— Благодарю, — сказал Жиган, — в другой раз. Говорят, ты хотел меня видеть?

— Верно, — сказал Чернявый и чуть заметно улыбнулся. — Только вот не ожидал, что ты так быстро откликнешься.

— Что надо?

Всем своим поведением Жиган демонстрировал, что он настроен на деловой разговор. Но, похоже, Чернявый не хотел торопиться.

— Я слыхал, у тебя проблемы с «Луной».

— То есть?

— Вроде бы какие-то ксивы не можешь раздобыть.

— Допустим, — осторожно сказал Жиган.

— Что же ты ко мне не обратился?

— Я привык свои проблемы решать сам.

— Это зря, зря… — протянул Чернявый. — Братва должна держаться друг друга.

— Я в ваши дела не лезу. Вы сами по себе, я сам по себе, — отрезал Жиган.

— Так ведь мы тебе тоже не мешаем, а помочь могли бы, — глубокомысленно изрек Чернявый, водя пальцем по краешку стакана с минеральной водой. — Мы понятия знаем: хочешь быть мужиком — будь им.

Жиган предпочел не комментировать эти слова собеседника.

— Если каждый знает свое место, — продолжил Чернявый, — это хорошо. Я считаю себя вором. Мне сорок лет. Я ни разу в жизни кайлом не махал. Другим с рождения на шею хомут вешают, они так с хомутом и откидываются. Значит, им это и нужно.

— Ты хотел встретиться со мной, чтобы лекцию читать? — усмехнувшись, спросил Жиган.

— Нет, конечно, упаси Бог. Просто хочется с умным человеком поговорить. Я свою братву, безусловно, уважаю, но толковых людей среди них, как ты понимаешь, раз, два и обчелся. Они же университетов не кончали. Зона мешала. В зоне ведь что самое главное — выжить. На это все силы человеческие уходят, особенно если ты не вор, а мужик. Помнишь, какие там на зоне мужики? Зашуганные, по углам сидят, мечтают стать маленькими-маленькими, чтобы их не видно было и не слышно. Дотянуть как-нибудь до конца срока, чтоб никто не заметил и не трогал. Они же каждого шороха боятся. Это только я мог позволить себе книжки читать. Что смотришь? Не удивляйся. Блатной музыке каждый научиться может, для этого семи пядей во лбу не надо. Мне даже в шизо книги проносили. Вот так-то.

Спутники Чернявого вместе с Терентием вернулись в зал.

Возле них тут же нарисовался официант, вынырнувший откуда-то из подсобки, и выставил на стол прямо у входа несколько тарелок и бутылку.

Терентий, размахивая руками, шумно рассказывал о чем-то.

Оглянувшись на них, Чернявый заметил:

— Пусть отдохнут.

Потом он немного помолчал и, пошевелив бровями, сказал:

— По кайфу хочешь ударить? Не тушуйся.

— Нет, — твердо сказал Жиган, — двое в одной семье — это слишком много.

Чернявый пропустил мимо ушей последнее замечание Жигана, касавшееся Игната. Его слишком занимали собственные мысли.

Жиган даже удивился, что Чернявый рассуждает вполне здраво. Правда, непонятно, к чему он клонит.

— Дешево по тюрьмам жить, да накладно, вспомнил Чернявый старую русскую поговорку. — И самое главное — скучно. На воле интересней. Сейчас такие дела пошли. У нас ведь кто главвором всегда был? Правильно, государство. Мы и надеяться не могли, что оно захочет с нами поделиться. А вот как все повернулось. Чинуши зашевелились, чувствуют, без нас не обойтись.

— К чему это ты?

— Стену головой, конечно, пробить можно, только здоровьем рискуешь. Проще обойти. Тогда в первопрестольную не пришлось бы мотаться. Для меня ксиву на месте организовать — что муху прихлопнуть. Есть люди, есть подходы. Один раз забашляешь — и никаких вопросов. Они ведь, крысы эти кабинетные, чего хотят? Хватануть то, что перед носом лежит, а я им в этом помогаю. Им корка достается, а мне мякоть. Вот так оно все и повернулось. Попомнишь мои слова: еще пара лет — и мы в России все решать будем. Не эти гниды, а мы — братва. Вот почему нам вместе держаться надо. Коммунисты прогнили до самых костей. Скоро они свалят, и кто тогда мужиков в подчинении сможет держать? Вот об этом я и толкую. Только нарисуй, кто там тебе мешает, я все быстро улажу.

Впервые за все время разговора Жиган встретился взглядом с Чернявым и снова поразился, как много могут сказать о человеке его глаза: такая в них стояла беспросветная тьма.

— А что взамен? — спросил Жиган, выдержав паузу. — Бабки?

— Бабки — это шелуха, мусор, — ровным голосом сказал Чернявый. — Идея — вот главное. Без идеи мы останемся обезьянами, как «азеры». Мы, русские воры, должны Россию держать. Все зло в ней от «чурбанов». Согласен?

— Не знаю.

— Зачем тогда «азеров» мочил, если не знаешь?

Само собой. Чернявый знал, какие счеты были у Жигана с азербайджанцами. Город, в общем, небольшой, всем все обо всех известно.

— Тогда было другое дело, — закуривая новую сигарету, сказал Жиган. — Сейчас они меня не трогают.

— Сейчас не трогают, а завтра?

— До завтра еще дожить надо. Чернявый неожиданно позволил себе улыбку, но она получилась такой зловещей, что Жигана едва не передернуло.

— Дожить надо. Это верно. «Обезьяны» спят и видят, как бы меня на тот свет отправить. Только меня этим коням бздиловатым не взять. С тобой же они обосрались.

— Раз на раз не приходится. Ярость блеснула в глазах Чернявого.

— Я их всех положу, ни одного черножопого в городе не будет, — металлическим голосом проговорил он.

— Много крови будет, — заметил Жиган.

— Мертвых бояться, в морг не ходить, — презрительно хмыкнул Чернявый.

— Хочешь объявить войну?

— Она уже началась. Пацаны рвутся в бой.

— А ты что же?

— Сдерживаю пока.

— Что так?

— У «обезьян» по две «волыны» на рыло, а у меня голяк на базе — пара ржавых «наганов». Вот разживусь стволами, тогда черномазым хана придет.

— Где же ты собираешься стволы взять?

— Порядочные люди обещали помочь.

— Из столицы?

— Матушка Россия велика.

Жиган демонстративно поднял руку и посмотрел на часы.

— Торопишься? — спросил Чернявый.

— Надо бы к брату в больницу заглянуть.

— На крест всегда успеешь, — осклабился Чернявый.

— Ладно, базары базарами, а чего ты от меня-то хочешь?

— Хочу узнать, на чьей ты стороне. Ходили слухи, будто ты под «азеров» лечь собираешься.