Книга Ненависть и месть, страница 64 – Сергей Зверев

Одна пуля влетела в распахнутую дверь избы, попала, судя по металлическому звону, в гвоздь или скобу, рикошетом ушла в сторону. Другая попала Леве в руку чуть выше запястья.

Завыв от боли, он скатился с крыльца и, запутавшись в майке, принялся кататься по траве.

Пока очередь дошла до Каблука, он еще успел выхватить из-за пояса «вальтер» Жигана и вскинуть руку. Забыв снять пистолет с предохранителя, он нажал на курок. Выстрела не последовало. Эта промашка стоила ему жизни.

Первая пуля, выпущенная Жиганом, попав Каблуку в ногу, разбила коленную чашечку. Выронив «вальтер», он тут же согнулся, еще одна пуля продырявила ему голову около макушки. Грохнувшись вниз, он несколько раз дернулся в траве и затих.

Остаток обоймы Жиган выпустил в Леву. Но ни разу в него не попал.

Громила, разодрав окровавленную майку, вскочил и с бешеными, налитыми кровью глазами бросился на Панфилова. Константин не успел уклониться от прямого столкновения. Лева просто снес его своей массой. Рыча что-то нечленораздельное, он навалился на Жигана сверху и принялся молотить своими пудовыми кулачищами.

После первого же удара в голове Жигана зазвенело, будто кто-то сидящий внутри черепной коробки бухнул в литавры. Кровь из простреленного запястья Левы брызгала в стороны, но он, казалось, позабыл о боли.

Удар, еще один удар. У Константина все поплыло перед глазами. Лева в ярости бил по вискам, силой компенсируя недостатки техники. Казалось, он просто хотел раскрошить Жигану череп.

Панфилов, придавленный к земле огромной тушей, смог лишь дернуть ногой, пытаясь парализовать врага ударом в пах. Но ничего у него не получилось. Лева лишь всхрапнул, как бык, и зажал между колен ногу Константина.

И все-таки одно мгновение Жиган выиграл. Леве пришлось перенести вес тела на нижнюю половину, и Панфилов смог высвободить одну руку.

Его пальцы скользнули по бычьей шее, на которой болталась золотая цепь. Противник замотал головой, пытаясь освободиться. Рука Жигана застряла между шеей и цепью.

Наконец «голда» не выдержала и разорвалась. Рука Жигана отлетела в сторону.

Ситуация становилась угрожающей. Жиган уже почти не мог дышать. Грудная клетка трещала, в глазах потемнело.

Вскинув наугад другую руку, он пальцем угодил в ухо противника. Используя палец как гвоздь, Жиган разорвал Леве мочку. Это было по-настоящему больно. Лева взревел, теряя контроль над ситуацией. Жиган успел этим воспользоваться, еще раз воткнув пальцы в шею врага.

На сей раз он схватил Леву за горловой хрящ и, из последних сил сжав пальцы, разорвал противнику горло.

Кровь из раны хлынула Жигану прямо в лицо. Столкнув с себя бьющееся в конвульсиях тело, он отполз в сторону. Широко раскрытым ртом Жиган хватал воздух, пытаясь прийти в себя после схватки, отнявшей у него все силы.

Ослабевшей рукой он провел по лицу. Липкая красная жижа вызвала в нем приступ отвращения. Он вытер ладонь о траву, поднялся и, шатаясь, побрел к избе.

Неожиданно лежавший рядом без движения Кабан застонал. Голова его приподнялась. Панфилов, почти не понимая, что делает, врезал поверженному противнику носком ботинка по зубам.

– Лежать!

Он дошел до крыльца, остановился возле трупа Каблука, перевернул его ногой, не боясь испачкать ботинок в крови. Обмякшее тело перевернулось на спину, остекленевшие глаза с застывшим в них предсмертным изумлением обратились к бледно-синему, покрытому мелкими перышками облаков небу. Лужа крови растеклась вокруг головы.

Константин, заметив в метре от трупа свой пистолет, поднял его и машинально снял с предохранителя.

– Я ж тебе говорил, подавишься, козел, – сказал он, обходя труп.

Жиган поднялся по скрипучим рассохшимся ступенькам избы лесника, держа пистолет наизготовку. Прошел в сени, оттуда в просторную пустую комнату.

Никого. Только в углу валялся стул со сломанной спинкой.

– Твою мать, – выругался Жиган.

Оцепенение и дурнота мгновенно прошли. Панфилов выскочил из дома, бросился к лежащему на траве Кабану, перевернул его на спину и стал лупить громилу по щекам до тех пор, пока тот не пришел в сознание.

Первое, что увидел Кабан, очнувшись, был черный зрачок пистолетного ствола, смотревший ему прямо в левый глаз.

– Слышишь меня, гнида? – с ненавистью проговорил Константин. – Где Игнат?

– А? – в страхе проблеял бандит.

– Брат мой где? Или ты не понял, паскуда?

Кабан зашевелил разбитыми в кровь губами, потом закашлялся и, выплюнув осколки зубов, прохрипел:

– Пошел ты…

– Мозги вышибу, паскуда!

Не помня себя от ярости, Жиган стал пинать ногами распростершееся перед ним тело. Потом заорал:

– Вставай!

Кабан тяжело поднялся.

– Руки за голову! Шагай к стенке!

Подгоняя мордоворота пинками в зад, он довел его до стены дома, повернул к себе лицом. Не сводя пистолета со злобной, угрюмой физиономии, отступил на несколько шагов назад.

– Ты у меня разговоришься.

Жиган перевел пистолет вниз и выстрелил, попав в бревенчатую стену между ног Кабана. Тот вздрогнул, дернул вниз руки, закрывая причинное место, и заорал:

– Да в тачке он, в багажнике!

– Яйца свои потерять боишься больше, чем жизнь, говноед, – сквозь зубы проговорил Панфилов.

На джинсах Кабана расплывалось мокрое пятно. Он молчал, униженно опустив голову.

– Ключи от машины где?

– У меня, – всхлипнул Кабан.

– Иди, открывай багажник.

Поникший громила, еле передвигая ноги, двинулся по двору в сторону повалившейся изгороди. Увидев под ногами собственный пистолет, он вдруг метнулся к нему, и Константин без всякого сожаления всадил в бычий загривок три пули.

Кабан, все-таки успевший дотянуться до пистолета, завалился на бок и после нескольких конвульсий затих. Жиган мрачно усмехнулся и, опустив пистолет, покачал головой.

– Идиот, там ведь ни одного патрона нет.

Преодолевая брезгливость, Панфилов обшарил карманы бандита, вытащил ключи от машины.

Перед смертью Кабан не соврал. Игнат действительно лежал в багажнике, связанный «ласточкой». Он был без сознания. К тому же бандиты заткнули ему рот кляпом, свернутым из грязной ветоши.

Панфилов вытащил брата из «Опеля», освободил ему рот, снял веревки и принялся приводить Игната в чувство. Тело полузадохнувшегося в машине парнишки было покрыто синяками и ссадинами. Но он дышал.

Константин вспомнил, что в саду лесника где-то был колодец.

Через минуту Игнат уже лежал возле поросшего мхом бетонного круга, а Константин поднимал покосившимся журавлем проржавевшее ведро со студеной ключевой водой.