Книга Поединок невидимок, страница 37 – Сергей Зверев

– Ты меня с такими познакомь, – подчеркнуто нейтральным тоном попросил Клим, оставил на столе деньги и пошел к стойке. Расспросив старика-армянина о том, как быстрей добраться до Сухуми, он демонстративно, чтобы видела спутница, положил на стойку пятисотрублевую купюру.

– Примите в знак благодарности.

– Вай мэ! Это вам у нас так понравилось, да? – обрадовался хозяин гостиницы.

– Нам у вас многое что понравилось, – Клим заговорщицки подмигнул. – А особенно – отличная международная связь!..

* * *

– Слушай, джинн, – Тамара Белкина смотрела, как такси, на котором она с Бондаревым добралась до Сухуми, заворачивает в узкую улочку, – наконец-то у меня немного прояснилось в голове.

– Рад слышать. Это на тебя так воздух свободы действует. Смена обстановки некоторым идет на пользу.

Телеведущая села на лавочку, сбросила с ног туфли – пошевелила стертыми пальцами.

– Значит, ты всерьез взялся выполнять мои желания?

– Только те, которые совпадают с моими, – прищурился Клим.

– Вот я и думаю... – Тамара запрокинула голову, – стоит ли тебе доверять? Ты то квартирант, то джинн, то следователь, то похититель людей. И мне хотелось бы знать, кем ты станешь через полчаса?

Старая пальма шелестела разлапистыми листьями, с моря долетал удивительно свежий для города ветер.

– А я и не претендую на доверие, – Бондарев даже не присел, всем своим видом показывая, что Сухуми далеко не последняя остановка в их пути. – Можешь думать обо мне, что угодно. Правды – не жди.

– Придется подсуммировать то, что имеем, – Белкина принялась загибать пальцы. – Президент убит – раз, об этом почему-то молчат – два, я сбежала черт знает с кем, и теперь нас ищут – три. Пока мне не станет ясно, во что ты меня втянул, я не тронусь с места.

– На каждый твой дурацкий вопрос существует толковый ответ. И основной из них тебе известен. Тебе сейчас без меня не выкрутиться. Ты хотела вернуться в Москву, вновь оказаться на экране телевизора?

Белкина тихо присвистнула.

– Это невозможно. Даже настоящий джинн из бутылки не поможет. У меня до сих пор в ушах стоят грохот крупнокалиберного пулемета и вой сирены сторожевика. Как только я переступлю порог Останкино, меня сразу же возьмут под белы ручки. Мы с тобой столько дел наворотили, что, как говорится, нас дешевле будет убить, чем перевоспитать.

Клим Бондарев покачал головой:

– Ты еще вспомни, что твой паспорт остался в Бочкаревом Потоке.

– И это тоже.

– Пошли.

– Куда? Вперед – к сияющим вершинам славы? – Белкина нехотя поднялась со скамейки.

Механику того, что происходило дальше, она слабо понимала, да уже особо и не пыталась. Бондарев кому-то позвонил, и через пятнадцать минут они уже ехали в потрепанном джипе с тонированными стеклами. За рулем сидел страшного вида кавказец, по сравнению с которым даже чеченские боевики из Гудермеса выглядели студентами-международниками. Бондарев говорил с ним на непонятном для Тамары языке: как она подозревала, на абхазском. Единственное доступное ей слово, проскользнувшее у Клима, было «паспорт», услышав которое кавказец долго смеялся. Наверное, такие мелочи жизни, как документы, он считал недостойными внимания условностями.

Джип прикатил на летное поле гражданского аэродрома. Возле старенького транспортного самолета «Ан-24» суетились небритые мужчины – таскали из грузовика картонные коробки, на которых краснели, синели, серебрились и золотились торговые марки сигарет.

– Тут подожди, – внезапно отозвался на русском кавказец и выбрался из-за руля.

Белкина чувствовала себя чужой на этом «празднике жизни».

– Он кто? – спросила журналистка у Клима, наблюдая сквозь стекло за тем, как кавказец бурно обнимается с соплеменниками.

– Хороший знакомый, – неопределенно ответил Бондарев, – я ему как-то крупно помог.

– Так, как мне?

– У него были другие проблемы.

– Наркотики, оружие, взрывчатка? – телеведущая провожала взглядом картонные ящики, исчезающие в чреве древнего самолета, на хвосте которого красовался наклеенный российский флаг.

– Вечно этим журналистам мерещится криминал. Обычная контрабанда – сигареты. Начнется сезон, будут мандарины по воздуху в обход таможни перебрасывать.

Кавказец вернулся и сообщил, что самолет вылетит ближе к ночи, после чего Бондарев зашелестел купюрами.

– Не себе, пилоту, – как бы оправдываясь перед Белкиной, сообщил кавказец и добавил: – До вечера можно и паспорт организовать. Настоящий.

– С настоящей московской пропиской? – как журналистка, Белкина просто не могла не расспросить.

Кавказец задумался.

– Надо позвонить одному человеку, думаю, он устроит и это.

– Нет уж, – возмутилась Белкина, – я надеюсь, что и мой не пропадет. Не хватало еще жить с поддельными документами!

– Какая разница? – Кавказец пожал плечами. – Главное, чтобы милиция на улицах не останавливала...

* * *

Уже стемнело, когда «Ан-24» оторвался от взлетной полосы. Бондарев и Белкина расположились в щели между ящиками у самой переборки на потертом полосатом матрасе, подозрительно напоминающем флаг никем не признанной Абхазской Республики. Клим придерживал огромную бутыль с чачей, подаренную на прощание их благодетелем. Напротив беглецов на таком же полосатом матрасе сидели, сложив по-турецки ноги, два убеленных сединами старика в поношенных костюмах и в грязных, величественных, как подтаявшие снежные вершины гор, папахах. Судя по багажу, отправились они в Москву проведать детей и внуков. Как и подобает горцам, почтенные старики глубокомысленно молчали.

– Они такие дикие с виду, и я не удивлюсь, если они разведут в самолете костер, чтобы согреть чайку, – прошептала Белкина и зевнула, прикрыв рот ладонью. – Ты знаешь, у меня впечатлений за последние дни – годовую норму выбрала. – Она сперва опустилась на локоть, потом легла, подсунув под щеку ладони. – Почему-то мне сейчас с тобой спокойно, – сонно проговорила Тамара, – но я понимаю, это обман. Ты или сумасшедший, или, что более вероятно, большая сволочь. Используешь беззащитную женщину в своих интересах и бросишь.

– Ты не очень-то откровенничай, накаркаешь. И вообще, подвинься, – Клим прилег рядом с телеведущей.

На узком матрасе было не так уж и много места, поэтому Тамаре пришлось повернуться на бок. Старики-горцы продолжали сидеть с каменными лицами, глядели прямо перед собой, словно созерцали горный пейзаж, а не мужчину и женщину.

– Я бы хотела, – прошептала Белкина на ухо Климу, – чтобы мы сейчас оказались с тобой в самолете одни. Никогда не занималась «этим» в воздухе. – Выждала паузу и уже ехидно добавила: – Не обращай внимания, это я просто тебя дразню. На самом деле я ужасно вредная. И руку с моего плеча, кстати, убери. На нас смотрят. Я человек публичный.