Онлайн книга «Спасти Париж и умереть»
|
– Рейхсфюрер, считаю своим долгом рассказать об уникальной возможности… которую дают разработки доктора Йозефа Менгеле… Да, да, я писал вам… – говорил Мейер в телефонную трубку. На самом деле все было сложнее. Гиммлер ответил, что он не помнит этого донесения. И спросил, какой конкретный интерес могут представлять разработки Менгеле и почему Курт звонит, ведь о работах Менгеле можно прочитать в газетах. – Вопрос важен, – сказал Курт. – Я настаиваю на том, чтобы вы меня выслушали. В противном случае я не звонил бы вам, ограничился письменным сообщением. Он еще некоторое время рассказывал о задумках Менгеле, стараясь подобрать самые выгодные для доктора выражения. Спустя четверть часа Менгеле и Курт вышли в коридор. Менгеле долго тряс руку Мейера. – Нет слов, чтобы выразить мою благодарность… – сказал доктор. – Вы так много для меня сделали… Курт молчал. Звонок принес неожиданные результаты. Но если немецкий штандартенфюрер Курт Мейер мог быть озадачен этим звонком, то советский разведчик Иван Денисов пребывал в полном отчаянии… Гиммлер приказал пустить «Циклон-Б» в парижские катакомбы – уничтожить партизан. Деятельность военного коменданта города фон Маннерштока по подготовке взрыва Парижа была признана образцовой. В такой обстановке надо было думать, что делать дальше. Отправив Менгеле, Курт вспомнил о Фредерике Лагранже. Ученого уже перевели в камеры на авеню Фош. Курт снял телефонную трубку. – Будьте добры, ответьте, как там наш заключенный? – обратился он к дежурному. – Переведен в двадцать седьмую камеру, господин штандартенфюрер, – ровным голосом доложил офицер. Лагранжа сперва поместили в камеру, где сидел один из подпольщиков. Результат был неожиданный – Лагранж отказался от еды. – Хорошо, – сказал Курт. – Приведите его ко мне для допроса. Он сидел и думал, что скажет этому человеку. Сразу изложить суть дела, открыться? Вернее всего было ничего пока не говорить. Сперва надо было познакомиться. Через некоторое время к нему ввели заключенного. Лагранж оказался седым старцем, сутулым, как бы согбенным под жизненными проблемами. Однако он вполне молодо смотрел из-под кустистых бровей. – Садитесь, – сказал Курт. – Вас зовут Фредерик Лагранж, – добавил он после того, как старик расположился на стуле. Человек поднял и опустил брови. – Совершенно справедливое наблюдение. – Вы родились… – Мейер назвал дату, вычитанную в досье. Продолжил читать: – Тема ваших исследований… – Вот этого не надо! – сурово сдвинув брови, ответил старик. – Не утруждайте себя, господин штандартенфюрер, перечислением терминов, которые вам чужды! Математика – удел весьма узкого круга людей, разбросанных по земному шару… И если один из этого замкнутого множества людей делает что-либо такое, чего не сделали другие из этого же множества, вокруг начинается какая-то дикая малопонятная свистопляска… – Вы странным образом словоохотливы! – вставил Курт. Его начал интересовать этот человек. – Вы зажгли меня! – отрезал заключенный. И продолжил, словно давно ждал возможности выговориться: – Мне кажется, люди, поднимающие шум, сами не знают, чего они хотят… Они радуются, как радуется ребенок приходу отца с работы… – Или обещанию купить новую игрушку, – добавил Курт. – Или моменту, когда отец целует его мать… Они сами не знают, что за этим последует, однако все ждут чуда… Старик осекся. Он некоторое время молча разглядывал Мейера. – Вы слишком проницательны для штандартенфюрера. – Вы не только математик, Фредерик, – сказал Курт. – Вы талантливый инженер. Вы проводили исследования по устойчивости сооружений, когда под городом прокладывали коммуникации метрополитена, вы изучали катакомбы… – Говоря так, Мейер рассматривал лист бумаги, где у него были записаны основные научные заслуги Лагранжа. – Помогите мне… – Если вам нужны советы, как уничтожить город… Это меня не касается! В Париже есть сотни людей, которые могут помочь вам. Обращайтесь к ним. Я стар и немощен. – Хорошо, не будем говорить на научные темы, перейдем к более прозаическим, бытовым темам, – сказал Мейер. – Почему вы отказались от приема пищи? Собеседник пожал плечами. – Я не отказывался, – сказал ученый. – Я случайно обнаружил, что меня кормят не так, как остальных. Я изъял из своего рациона лишние продукты, только и всего. Хочу быть, как все. – Послушайте… – Мейер вздохнул, откинулся на спинку стула. Вообще-то можно было переходить к сути дела (Курт чувствовал себя подготовленным к этому), однако надо было добиться, чтобы инженер проявил хоть толику доверия. – Собственно, чего вы добиваетесь таким своим поведением? – выжидая, спросил Мейер. – Я? – удивился Лагранж. – Ничего! До войны я жил своей скромной жизнью, никого не трогал, и тут вы меня арестовали. Вы. Чего-то хотите – опять-таки вы… – Кто – мы? – Вы, немцы. А я даже не причисляю себя к этой нации. Мейер вздохнул. Да, перед ним был трудный орешек. По сути, ученый поднялся в моральные выси и хотел, чтобы перед ним извинились. – Если хотите, я сделаю это, – сказал он. – Я извинюсь перед вами – за весь немецкий народ, который не виноват, что к власти пришел Гитлер… Я не тот, за кого себя выдаю… – Вы принадлежите к заговору Штауффенберга? – Господи, нет… – Вы говорите «господи»? Вы не немец! Гитлер отменил религию! Религии больше нет! Кто же вы на самом деле, загадочный штандартенфюрер? На него смотрели задорные молодые глаза, и Курт Мейер подумал, что может не вести долгих разговоров с этим человеком. Он доверял Лагранжу и хотел открыться ему. – Послушайте, Фредерик, – сказал Курт. – Прошу вас верить мне… – Он сделал паузу и словно бросился головой в омут: – Я не принадлежу к заговору полковника Штауффенберга, вы правы… Я… Я не вправе открываться перед вами, однако скажу, что у нас с вами есть общие друзья. Ваш друг, которого я прекрасно знаю, он жил в Париже до войны. Вы помните садовника Жюля Ришара, господин Лагранж? Его особняк стоял рядом с вашим. – Жюль Ришар? – Математик прищурился. – Э-э-э… А, собственно… – Он живет сейчас в Берлине под именем Вильгельма Краузе, – продолжил Курт, радуясь, что его собеседник проявил признаки заинтересованности. – Он писал вам… Он просил меня помочь вам… – Очень интересно, – буркнул старик. – Все бросились мне помогать… – Он просил передать вам, что ваша дочь Лаура вне опасности. Она сейчас в Соединенных Штатах Америки. При этих словах лицо Лагранжа перекосилось. – Кто вы такой, чтобы говорить мне об этом? – яростно воскликнул он. – Не смейте… |