Онлайн книга «Прошедшее повелительное»
|
Сиделка хотела сделать Эдварду еще укол, но он отказался, предпочитая терпеть боль, зато не иметь вместо мозгов жидкую овсянку. По-своему ее можно было назвать симпатичной: круглолицая, с выговором центральных графств, хотя и с довольно бесцеремонными манерами. Она сообщила ему только то, что с ним произошел несчастный случай и что доктор Стенфорд все объяснит. Он начал припоминать свои сны, свои воспоминания во сне – так сказать, воспоминания о воспоминаниях. Где-то там среди них мелькал Волынка. Он лежал в больнице, в Грейфрайерз. И все еще не мог вспомнить, что же произошло после того ужасного обеда, когда у него не было вечернего костюма. После обеда… нет, ничего, один туман. И кошмары. Он беспокоился насчет Волынки. Он спросил о нем, о Тимоти Боджли. – В больнице нет никого с такой фамилией, – ответила сиделка, а потом повторила, что доктор Стенфорд все объяснит. Странно – сиделка так уверена в том, что у них в больнице нет никого с такой фамилией. А ведь она даже не проверила! Она сказала, что сейчас понедельник и что посетителей будут пускать с двух до четырех. – У вас под этой повязкой неплохая коллекция швов, – добавила она, сменив тему (несколько неуклюже, надо признать), – но волосы скроют почти все шрамы. – Вы хотите сказать, это не испортит моей смазливой физиономии? – шутливо спросил Эдвард и был прямо-таки потрясен, когда она покраснела. Он удивился сам себе, уничтожив на завтрак яичницу с беконом. Чай остыл, но Эдвард выпил и его. Он лежал в отдельной палате, и это ему не нравилось. У него была сломана нога – плохой перелом, – и это нравилось ему еще меньше. Со сломанной ногой его не возьмут в армию, так что он может прохлопать войну. Никто не сомневался в том, что все закончится к Рождеству. Он попросил газету, чтобы узнать, что творится с кризисом, и сиделка сказала, что с этим тоже надо обращаться к доктору. После этого его довольно надолго оставили в покое. В конце концов в палату вошел сухой седеющий человек в белом халате и с папкой в руках. Из кармана халата торчал стетоскоп. За ним неотрывно следовала старшая сиделка в накрахмаленном халате, монументальная, как «Моисей» Микеланджело. – Доктор Стенфорд, мистер Экзетер, – объявила она. – Ну и как мы себя чувствуем? – Доктор оторвался от папки и смерил его оценивающим взглядом. – Не так плохо, сэр. Но есть вещи, которые меня беспокоят. Врач нахмурился: – С чего это вы отказываетесь от укола? – Ну… не так уж сильно болит, – соврал Эдвард. – Не болит? А с чего это вы губу прикусываете, а, молодой человек? Ладно, ваше дело. Несколько вопросов прояснили, что единственной настоящей проблемой являлась нога. Разноцветные куски пластыря, обнаруженные Эдвардом на бедрах и руках, были немилосердно содраны. Осмотр, прослушивание, холодные пальцы на запястье, еще более холодный стетоскоп на груди… Доктор сменил повязку на голове Эдварда. – Восемнадцать швов, – восхищенно сообщил доктор. – Но большая часть шрамов не будет видна, если только вы не захотите носить прусский ежик. – Он записал что-то в своих бумагах и протянул папку сиделке. – Заполните все анкеты, пока он в сознании, ладно? Стенфорд сунул руки в карманы халата. – У вас плохой перелом ноги, Экзетер; уверен, вы и сами это поняли. Через день или два мы снимем шины и посмотрим, можно ли накладывать гипс. Зависит от того, спадет ли опухоль. Мы могли бы отвезти вас в карете «скорой помощи» на рентген, но, надеюсь, этого не потребуется. Вы здоровый, крепкий парень; все это заживет, не оставив следа. Через год вы и думать об этом забудете. На первое время вам, конечно, придется ограничить нагрузки. – Как скоро я смогу записаться добровольцем? Доктор пожал плечами: – Месяца через три. – Могу я попросить газету? – Если будете читать понемножку. Что-нибудь еще? – Мне хотелось бы знать, как я попал сюда. – Ага! Что вы можете вспомнить? – Очень немного, сэр. Грейфрайерз-Грейндж? Волын… Тимоти? Взгляд врача сказал ему все еще до того, как он произнес это вслух: – Ему повезло меньше, чем вам. Яичница с беконом подступила к горлу и осталась там. Эдвард несколько раз с трудом сглотнул и только потом выдавил из себя: – Как? – Он убит. – Убит? Но кем? – Пока неизвестно. Вы в состоянии ответить на несколько вопросов полиции? – Постараюсь. Я слишком мало… В палату вошел крупный, крепко сбитый мужчина. Наверное, он все это время ждал за дверью. Одеждой он напоминал банкира, но на лбу у него было написано «Роберто». Судя по внешности, он вполне мог играть защитника в регбийной команде высшей лиги. Провести мяч мимо него, должно быть, не легче, чем купаться в водопаде Виктория. Кончики его усов загибались вверх, как рога капского буйвола. – Пять минут, не больше, – предупредил доктор. Полицейский кивнул, даже не посмотрев на него. Врач вышел. Сиделка проводила его до дверей, но всем своим видом говорила, что будет поблизости. – Инспектор Лизердейл, мистер Экзетер. – Он придвинул стул ближе. – Это не официальный допрос. Вы не обязаны рассказывать мне что-либо. Но я был бы рад услышать все, что вы можете вспомнить о событиях, которые повлекли за собой ваши… гм… травмы. Эдвард рассказал все что мог, почти не сводя взгляда с волос, зачесанных инспектором на лысеющую макушку. Впрочем, воспоминания его были настолько отрывочными, что, как ему показалось, он должен был произвести впечатление полнейшего дебила. – В основном все, сэр. Э-э… – Не спешите. Даже самые нечеткие впечатления могут помочь нам. – Оладьи?.. Оладьи и клубничное варенье на кухонном столе. – Почему оладьи? В вашем-то возрасте? Почему не шерри? Эдвард расплылся было в улыбке, но потом вспомнил Волынку. – Мы пробовали это года три назад и напились до свинского состояния. Это просто традиция, только и всего. – Волынка… никогда больше! – Можете вспомнить еще что-нибудь? – Женщина с длинными вьющимися волосами. Лицо сыщика оставалось неподвижным, как у каменной химеры. – Цвет волос? – Темно-каштановые, кажется. Они свисали кольцами, как у цыганки. Очень бледное лицо. – Где вы ее увидели? Что она делала? Эдвард тряхнул головой – насколько это возможно, лежа на подушке. |