Онлайн книга «Бастион. Ответный удар»
|
– Э-э, да это же народ… – обрадовался первый – с несимпатичной ортогональной челюстью. Второй, с нормальной челюстью, но сморщенной физиономией, лишнего не говорил. Он насвистывал невеселый мотив с до боли знакомым лейтмотивом («Давай покрасим холодильник в черный цвет…» – «А на фига?» – «Да просто так…») и пялился исключительно на Туманова. – Инспектор такой-то, – представился первый. – Документики. Шофер уже прогибался. Всунул инспектору в лапищу мятые бумажки и, присев на полусогнутые, что-то быстро бормотал. Различались фрагменты: «Я свой, сержант… Туровский. С Лесной улицы я…» И еще какая-то лабуда – про шестьдесят кэмэ, про техосмотр в июле. Инспектор его почти не слушал. – Почему сразу не остановился? – Я остановился, остановился… – затряс шеей шофер. – Это вот он… Говорит, проезжай, проезжай… – с какой-то слишком уж агрессивной нелюбовью малый поворотился к Туманову. Выпучил снедаемые страхом глазенки. «Идиот, – зло подумал Туманов. – Пора бы знать, дубина, гаишники – дерьмо, но людей не расстреливают, без них стрелков хватает. И из огнеметов не сжигают. И народ они по-своему несчастный…» – Документы, – потребовал инспектор. Это можно. Не делая резких движений, Туманов вынул паспорт. Мент изучал фальшивку. При ближайшем рассмотрении бросилось в глаза, что у него зеленый цвет лица, ватник пронизан старостью, а блямба инспектора ГАИ (семилетней давности, не позже) тускла, как осеннее небо… «Мы не будем брать пример с гнусных негодяев-космополитов, – ревел на III съезде НПФ некий горлопан, наделенный высокими эмвэдэшными погонами, – засоривших родной язык непроизносимыми оборотами! Мы возвращаем нашему ведомству его исконное русское название: Государственная автомобильная инспекция!» (Бурные рукоплескания.) И это правильно. Потому что человек в фуражке, с жезлом и протянутой рукой (подайте на хлебушек) навеки пребудет в памяти людской под этим ласковым именем – «гаишник хренов»… – Денисов Иван Матвеевич, – прокомментировал инспектор. – Ну, допустим. Кто такой? – Из Кемерово я, предприниматель, – представился Туманов. – Коммерческий директор фирмы «Кузбассдраг» (с тем же успехом он мог наплести про «Кузбассснег»). Направляюсь в Калачинск. Машины нет – потерял под Столешино. – Не, ты глянь, Колян, на эту ксиву, – ухмыльнулся инспектор, знаком подзывая напарника. – И на самого глянь, на этого лаптя, да повнимательнее. Предпринимает он… Сам затрюханный, места живого нет, а паспортина новенькая, прикинь, как сияет… Что, парни, клювом не щелкаем? – Оружие на землю, – сказал Туманов, являя из ниоткуда ствол. Гаишники замерли. Второй перестал свистеть. – Мужик, это… – Туз из рукава, – объяснил Туманов. Первый стал медленно поднимать автомат. Рисковый парень. А если в челюсть? – Стреляю! – рявкнул Туманов, спуская предохранитель. – Оружие на землю, руки по швам, уроды! Автомат звякнул об асфальт. – И ты… композитор. Звякнул второй. – Вот сука, – расстроился «такой-то». Напарник промолчал. Он вообще был неразговорчив. Метнулась тень к машине. – На месте! Шофер застыл, будто напоролся на вилы. Глаза вылезли из орбит, держались вообще непонятно на чем. – Еще шаг – выпорю, – пообещал Туманов. Времени не оставалось. Дорога была чиста, но как долго продлится это блаженство, никому не ведомо. – Лицом к машине. Руки на капот, ноги на ширину плеч, – он повел стволом на «уазик». Инспектора, сквозь зубы чертыхаясь, выполнили приказ. – Вдохнули… Первого он вырубил классически – ребром ладони в темечко. Второй втянул голову в плечи. – Не бей, а?.. – Что, друг, бездна зияет? – Туманов зло ощерился. – Ладно, не на плахе… – и рубанул со всего маху, чтобы не затягивать. Сбросить тела под откос оказалось делом полутора минут. – Мужик, а чего это с ними? – прошептал зеленый от нехороших предчувствий шофер. – А копыта откинули, – объяснил Туманов и ногой спихнул в водосток автоматы. Порядок, разобрались. Теперь с дороги виден лишь милицейский «бобик», к которому в здравом уме никто не подойдет, и голые поля. А менты зашевелятся не скоро. – Быстро за руль, – распорядился он. – Заводи свою квадригу, Леха. И паспорт мне свой давай. Полюбуемся на твою харю. Он сошел на окраине Турово – между дымящейся свалкой и полем убранного подсолнечника. Неподалеку пыхтел бульдозер, сгребая нечистоты. – Держи, – протянул шоферу паспорт. – Митрохин Алексей Севастьянович, улица Лесная, дом двадцать девять. Я запомню. Иди в мусарню, но не сразу, а через час, понял? Если перетрусишь и побежишь до того – я тебя из-под земли выну. Договорились? – А как же я… Мне не поверят, – запыхтел шоферюга. – Надо же, через час… Да ты, мужик, белены объелся… – А ты скажи – я тебя придушил. А оклемался – стул жидкий, а злодея след простыл. Не хочешь? Не убедительно? Так давай я тебя придушу, родной… – Не надо, – вздрогнул бедолага, машинально прикрывая горло. – Как хочешь, – Туманов пожал плечами. – Я тебе дело предлагал. Тогда фантазируй. Но учти, у меня ручонки длинные, изобретательные. – Мужик, ты, кажись, деньгой тряс? – вдруг осмелел малый. Туманов невесело рассмеялся. – На, держи. За вредность, – добавил к Ивану-печатнику второго и бросил на панель. Шофер недоверчиво прощупал пальчиком купюры. – Настоящие, не щупай. До новых встреч, амиго, – Туманов вылез из машины. Водила опомнился: – Да ты кто, мужик? Туманов шутейно отдал честь: – Мартин Риггз, полиция Лос-Анджелеса. Так и доложись в мусарне. Туровская заготконтора располагалась на той же окраине – среди бревенчатых бараков и непересыхающих луж. По улочкам бродили голодные собаки. Люди почти не встречались: новой власти на периферии удавалось играючи организовать круглогодичную (и круглосуточную) занятость (денег нет, зато рабо-оты – край). Туманов быстрым шагом пересек типично российскую подворотню – погреба, разбитая «пушнина», грязь, фекалии… – и подобрался к ПЗХ с огородов. Во дворе конторы, среди развалов мусора, валялись обломки метлы (не выдержала). Контора встретила гнетущей тишиной. Ориентируясь по памяти, он поднялся на второй этаж и только здесь отметил отдельные элементы жизни. За фанерной перегородкой стучала машинка, диктор по радио комментировал достижения российских аграриев в период уборочной неразберихи. Существенные сдвиги, значительные улучшения, кардинальные перемены. Рай земной в окуляре полевого бинокля… На стене в коридоре висел широченный плакат. Мускулистая доярка с арийской синевой во взоре демонстрировала фригидное бесстрашие. «Дадим достойный отпор коррупционерам и ренегатам всех мастей!» – взывали дюймовые буквы. «Интересно, она знает, кто такие ренегаты? – подумал Туманов. – Вот я, например, не знаю». |