Онлайн книга «Нашла себе блондина!»
|
– Какая ты красивая, Таня! – сказал он, когда я подошла. – Ну, пошли. – Он взял меня под руку и повел в зал. Когда погас свет, он шепнул: – Таня, я понимаю, что ты сейчас чувствуешь, но прошу, забудь обо всем и смотри фильм, как будто меня тут нет. У меня кровь в лицо бросилась! Ну, думаю, дела Но я тут же решила сделать вид, что ничего не поняла, и смотреть фильм. Ах, что это был за фильм! Я и вправду обо всем забыла. Многого, конечно, не понимала, но чувствовала – это настоящее И еще мне безумно понравилась актриса, которая играла взрослую Кети, она была такая удивительная, элегантная, красивая, аристократичная и чем-то напоминала тетю Нуцико. Один раз она тоже испекла такой громадный красивый торт на шестнадцатилетие Медеи… У меня текли слезы и щипало глаза от туши, но я боялась вытирать лицо, чтобы не размазать тушь окончательно. Уже перед концом фильма Никита Алексеевич вдруг сунул мне в руку платок. Но я боялась шелохнуться, и, когда зажегся свет, он взял платок у меня из рук и сам вытер мне лицо. Ни слова не говоря. А потом опять взял меня за руку, чтобы я не потерялась. Люди выходили потрясенные, взволнованные. Какой-то человек, чье лицо показалось мне очень знакомым, хлопнул Никиту Алексеевича по плечу. – Да, старичок, если это пойдет широким экраном, я уж ни за какие устои не поручусь… А это твоя дочка? – Нет, племянница, – сухо отозвался Никита Алексеевич: – Ах, вот как, племянница, – насмешливо повторил тот тип, – ну-ну, сделаю вид, будто поверил! Пока, приятель! В гардеробе Никита Алексеевич подал мне пальто, это было так приятно. Когда мы сели в машину, он спросил: – Ну как, Таня? – Я не знаю, как сказать.. Я не все поняла, наверное, но ужасно хочу посмотреть еще… А как фамилия этой артистки, ну которая играет Кети? – Боцвадзе, Зейнаб Боцвадзе. Удивительно хороша. А ты всегда в кино плачешь? – Нет, очень редко. – Ну хватит пока об искусстве, поехали обедать Была когда-нибудь в Доме литераторов? – Нет. – Довольно приличный кабак. Голодная? – Нет, спасибо. – А у самой уж живот подвело. – Да ладно, небось с самого утра маковой росинки во рту не было, – засмеялся он. – Танечка, не надо стесняться. В ресторан ходят, чтобы поесть. И если тебе чего-нибудь захочется, говори, не мучайся. И не красней, хотя тебе это идет. Откуда ты такая, Таня? Мы довольно быстро добрались до улицы Воровского. Спустились в подвальчик, он помог мне снять пальто, сдал его, мы опять поднялись, прошли мимо какой-то строгой тетки за столиком, которая мило улыбнулась Никите Алексеевичу, как доброму знакомому, и вошли в зал ресторана. Там было очень красиво – обшитые деревом стены, много резьбы, лестница наверх, камин, высокое окно с цветными стеклами, и народу много, и пахнет вкусно… Столики в основном на четыре человека или на шесть, только справа у стенки два столика на двоих, один занят, а на втором табличка «Стол заказан». Вот за этот столик он меня и усадил. – Ой, а разве можно? – испугалась я. – Можно, можно, это я столик заказал. У меня сердце трепыхнулось. Надо же, для меня столик заказал! Он сам взял с соседнего столика меню и протянул мне. – Таня, смотри на названия блюд, а не на цены, уверяю тебя, этот обед меня не разорит. – Лучше вы сами… – Хорошо. Давай мы с тобой немножечко выпьем за знакомство, а? – Вы же за рулем?… – Немножко можно. Ты что пьешь? – Ничего не пью. – Нет, давай по рюмочке для храбрости. Думаешь, мне не страшно с тобой, такой молоденькой, такой красивой, что дух захватывает? Тут к нам наконец подошла толстая тетка в белом фартучке. – Никита, здравствуй! – Привет, Ритуля Покормишь? Мы голодные жутко! Официантка скользнула по мне взглядом и вынула из кармашка блокнот. – А почему она вам «ты» говорит? – спросила я, когда она приняла заказ. – Потому что я сюда еще студентом бегал, и она тогда уже работала. Красивая была, мы все за ней увивались. Что время делает с людьми… Он замолчал. В этот момент через зал прошел высокий мужчина в немыслимо ярком свитере. Он показался мне знакомым. – Кто это? – шепотом спросила я. – Евтух! – Кто? – не поняла я. – Евтушенко, слыхала про такого? – Господи, конечно! – задохнулась я. – Ты небось его стихи наизусть знаешь? – усмехнулся он. – Два стихотворения, правда, знаю, у меня пластинка его есть, Милочка очень любила слушать, как он читает «Со мною вот что происходит!» и «О, свадьбы в дни военные, обманчивый уют», – поспешила я блеснуть эрудицией. – Да, читает он стихи здорово, этого у него не отнимешь. Я так поняла, что остальное все у Евтушенко можно отнять, хотя мне его стихи нравились… Но спорить я не стала. Нам принесли закуски и маленький графинчик с водкой. Никита Алексеевич налил водку в две рюмки. Положил мне на тарелку красной рыбки, тарталетку с сыром, половинку вареного яйца с красной икрой, даже намазал маслом кусок калача. – Танечка, давай выпьем по чуть-чуть за нашу встречу. – Я не могу… Можно я не буду пить, я лучше лимонаду… – Таня, ты же будущий геолог, непьющих геологов я лично никогда не видел! Уверяю тебя, от рюмки ничего с тобой не случится. – Хорошо, – кивнула я со страхом. Давным-давно Милочка взяла с меня клятву, что я никогда не буду пить водку. Но ради Никиты Алексеевича я готова была стать клятвопреступницей. И стала. Выпила полрюмки и сморщилась от отвращения. – Закуси скорее! Он взял тарталетку и сунул мне в рот. Тарталетка оказалась необыкновенно вкусной! – Танечка, с боевым крещением! – улыбнулся он. А мне вдруг стало хорошо, такое тепло разлилось внутри, что еще полрюмки я выпила уже значительно спокойнее и сама заела бутербродом с рыбой. Потом мы ели ужасно вкусный борщ из металлических мисочек, а когда принесли котлету по-киевски с резной бумажкой на косточке и с сухой мелко наструганной картошкой, я была уже совсем другой. Мне казалось, что все это нормально, в порядке вещей сидеть в ресторане с немолодым мужчиной, у которого в глазах такая нежность, что больше всего на свете хочется прижаться к нему, закрыть глаза и слушать, что он говорит… А он говорил о фильме, объяснял мне то, что я не поняла, а еще говорил, что скоро жизнь переменится, и неизвестно еще, к лучшему или к худшему, что Россия страна, не созданная для демократии и… А потом взял мою руку и поцеловал. |