Книга Боевой амулет, страница 41 – Сергей Зверев

Чувствовалось, что Лесному хотелось, чтобы друг оценил его старания.

Верещагин засмеялся:

– Ты в любую дырку пролезешь. И наглости тебе не занимать. Настоящий столичный житель. Вы ведь в Москве все такие крученые. Все спешите, дела проворачиваете.

Далекий собеседник коротко хохотнул:

– Это не мы такие. Жизнь такая. – Затем голос Серафима стал серьезным. – Короче. К девчонке никто не приезжал. Не было ее ухажера в госпитале.

– Точно?

– Точнее не бывает. Я всех опросил. Дежурных сестер, врачей. Госпиталь ведь не районная больничка. Режимный объект. Тут народ просто так не шастает.

Верещагин машинально отозвался, переваривая не слишком обнадеживающую новость:

– Разумеется.

Все возвращалось на круги своя. Плескачев в Москве не появлялся. Значит, его следы терялись где-то здесь, в Моздоке. Это не усложняло и не облегчало задачу поиска пропавшего сержанта. Следствие не продвинулось ни на сантиметр. И это более всего угнетало капитана.

Почувствовав перемену в настроении друга, Лесной замолчал. Но через секунду, стараясь хоть как-то приободрить приятеля, он бодро затараторил:

– Слышишь, а девчонка-то молодцом держится. Уже две операции перенесла. Врачи говорят, что поставят на ноги. Только подлечиться надо и нервы держать в порядке. Не раскисать. Я тут кое-какую передачку ей сварганил. Апельсины, соки, йогурты там разные. Моя очередная подруга как узнала, кого навещать еду, вся обрыдалась и мешок всякой ботвы в магазине прикупила. Журналов всяких бабских приволок. Они это дело любят. В следующий раз романов про любовь принесу. В общем, присмотрю за девчонкой. Так что насчет нее не беспокойся. Не оставлю.

Верещагин не был сентиментальным. Не отличался особой чувствительностью и его друг. Но в словах Серафима сквозило не деланое участие, а настоящее сочувствие к незнакомому человеку. Теперь было понятно, что Лесной не оставит девушку наедине с бедой.

Слегка запнувшись, капитан сказал:

– Спасибо тебе, Серафим.

Услышав предательски дрогнувший голос собеседника, Лесной смущенно откликнулся:

– О чем речь.

Вспомнив слова тети Веры о том, что при взрыве пострадала внешность девушки, Верещагин спросил:

– А что у нее с лицом?

Лесной был готов к этому вопросу:

– Посекло малек осколками. Но ты не беспокойся. У меня есть в заначке классный специалист по пластической хирургии. Правда, гребет немерено за операции. Делает новые вывески старым сукам. Подтяжки там всякие. Увеличения бюста и прочее. Одним словом, из замшелой Бабы яги может куколку Барби слепить. Только бабок отмусолить надо как положено.

Капитан вздохнул, окидывая взглядом скромное жилище тети Веры:

– С деньгами как раз могут быть проблемы.

На что Лесной авторитетно пообещал:

– Этим не грузись. Поставим девчонку на ноги и лицом займемся. Если понадобится, я спонсоров найду. Объясню, что надо помогать людям, пострадавшим на войне. И на хирурга насяду. Никуда он не денется. Сделает макияж твоей знакомой по льготному тарифу. Не все же ему наводить лоск на дур, которые с жиру бесятся.

На этой оптимистической ноте разговор подошел к концу. Точнее, Верещагин сам оборвал его, потому что вертевшаяся рядом хозяйка дома уже вся извелась, ожидая новостей о здоровье племянницы и о ее пропавшем ухажере.

Положив трубку на рычажки, Верещагин распутал свившийся змеей шнур, аккуратно разгладил смятую под аппаратом салфетку с ручной вышивкой, после чего сообщил:

– Юля идет на поправку.

Стоявшая рядом женщина повернулась лицом к иконе, висевшей в красном углу комнаты. Глядя на суровый лик Вседержителя, она размашисто перекрестилась:

– Услышал Бог мои молитвы… А о Жорике весточки нет?

Верещагин без слов отошел к окну. Он немного поколебался, прежде чем отрицательно покачать головой.

– Нет, тетя Вера. Георгий в госпиталь не приезжал.

Женщина горестно вздохнула:

– Вот напасть-то какая. Но ничего. Теперь я за Жорика молиться буду. Авось все образуется. – Подумав, она добавила: – Если найдется и Юльку замуж возьмет, я обязательно им хозяйство свое отпишу. Мне это добро ни к чему. А им здесь хорошо будет. Дом ведь справный еще. К нему только руки приложить надо. Еще лет сто простоит. Отец-то мой, царство ему небесное, на совесть строил.

Последние слова она произнесла, стоя у двери. Неугомонная хозяйка торопилась заняться обыденными делами. Верещагин же, напротив, после разговора почувствовал себя опустошенным. Теперь он не знал, что предпринять, в каком направлении вести поиск.

«Может, действительно, в ментуру податься? Пускай они пошерстят в округе. Должен же Плескачев где-то засветиться. Не может человек без следа раствориться», – размышлял капитан, вышагивая по комнате.

Время, отпущенное командиром полка, истекало. Верещагину предстояло вернуться в часть, так ничего и не узнав о пропавшем сержанте. Такой вариант равнялся поражению. Капитан же проигрывать не привык. Незаметно для себя Верещагин опустошил пачку сигарет. Когда его пальцы нырнули в карман, то вместо привычного плотного бумажного цилиндрика он выудил лишь несколько крошек табака, прилипших к стенкам пачки.

Стряхнув табачную пыль, он еще раз измерил комнату шагами. Вспомнив, что неподалеку есть киоск, Верещагин накинул на плечи куртку, прошелся через двор и, предупредив хозяйку о своей отлучке, вышел на улицу.

До киоска он шел не спеша, стараясь дышать полной грудью. Пустынная улица была прекрасным местом для раздумий. Но мысли, теснившиеся в голове капитана, были какими-то скомканными. Он словно пытался разгадать ребус, в котором отсутствовал ключевой элемент.

Остановившись возле киоска, расположенного в конце улицы, Верещагин осмотрел пестрые ряды сигаретных пачек, выставленных, словно гренадеры на плацу перед парадом. Он пестроты рябило в глазах. В амбразуру окошка за капитаном внимательно наблюдали синие глаза продавщицы.

Нагнувшись, Верещагин попросил:

– Мне, пожалуйста, пачку «ЛД».

Киоскерша томным голосом примадонны уточнила:

– Вам какого? Легкого или обычного?

Было заметно, что девушка отчаянно скучает в своем жестяном скворечнике. Покупатели вниманием ее не баловали, и появление бравого офицера хоть как-то скрашивало томительное одиночество конопатой торговки.

Выкладывая деньги, Верещагин усмехнулся:

– Обычного.

Положив пачку и прикрыв ее сверху мелочью сдачи, киоскерша придвинулась к проему. Теперь можно было отчетливо видеть ее расцвеченное веснушками личико, на котором сияли васильковые глаза.

Кокетливо стрельнув этими васильковыми глазками, девушка презрительно фыркнула: