Книга Русский йогурт, страница 24 – Сергей Зверев

Внезапно пересохшие губы Василенко побелели, и их уголки опустились вниз. Он жалобно посмотрел на Рогожина.

— Дышать трудно. Словно камень на грудь свалился! — Майор виновато моргнул, точно стыдясь своей слабости.

Такие приступы периодически терзали его. Майор скрывал от жены и лечащих врачей сердечный недуг, но Рогожину признался — главнейшая мышца его организма стала давать сбои.

— Отпустит! — Он слабо улыбнулся обеспокоенному Рогожину.

— Пожалуй, я схожу к дежурной сестре.

— Ложись, Димка! Мне бы курнуть!

Заядлый курильщик, Василенко за день обращал в пепел две пачки крепчайших сигарет без фильтра и страшно мучился в госпитале, не добирая ежедневной дозы никотина.

Лежа на растяжках в палате, он каким-то особым чувством узнавал, у кого можно стрельнуть пару сигарет, кому в передаче доставили несколько блоков вожделенного зелья.

Рогожин подозревал, что эту информацию поставляет другой член братства курильщиков, тихий капитан-связист с пожелтевшими от никотина ногтями.

Капитан имел привычку робко стучать в дверь палаты.

Затем в приоткрытую щель просовывалась лошадиная голова — у капитана был вытянутый массивный череп. Щерясь зубами, похожими на вылущенные из початка зерна кукурузы, он дрожащим от волнения голосом сообщал:

— Туалет задымлен, хоть топор подвешивай!

У капитана были повреждены горло и легкие. Он отстреливался, сидя в горящем административном здании. Ядовитые пары тлеющей пластиковой обшивки множества канцелярских столов и плавящегося линолеума, образовав удушливую смесь, словно наждаком прошлись по дыхательной системе капитана, придавленного обломком обрушившейся стены.

Рогожин гонял его:

— Скройся, медленный самоубийца. Туберкулезник несчастный!

Капитан стучал костылем, надсадно кашлял, сплевывая в платок мокроту, и, заговорщицки подмигивая, исчезал…

— Нет, брат! — Рогожину не нравился зеленоватый цвет лица майора. — Сбегаю я все-таки к сестре.

Пусть послушает мотор, давление померяет.

— Курнуть бы! — продолжал вздыхать Василенко.

Он показал мизинец:

— Вот такусенький бычок! Дима, сходи к капитану. У него заначка есть. Сними дужку задней спинки кровати, в правой трубке бычок лежит.

— Я, Никодимыч, мамане этого мудака завтра же о складе доложу, — пообещал Рогожин.

К капитану наведывалась сухонькая крикливая старушенция-мать, нещадно ругавшая сына за пристрастие к табаку, губившему остатки его здоровья.

— Не вздумай! — молитвенно сложил ладони Василенко. — Она завотделением на меня пожалуется и сама по шее надает! Успела пронюхать, что я с ее сынком скооперировался сигареты стрелять.

Зеленоватая бледность не сходила с лица майора.

Рогожин набросил на плечи спортивную куртку, заправил вылезшую майку в штаны, ладонью пригладил волосы и, не обращая внимания на призывы друга, вышел в коридор.

Стол дежурной сестры находился у входа в отделение. Освещенный лампой под абажуром, он был точно островок, затерявшийся в коридорном полумраке.

Заставленный коробочками с лекарствами, заваленный папками, листками направлений на анализы, стол выглядел неприступным бастионом военной медицины, приготовившимся к осаде.

Телефон, примостившийся у края, надрывался пронзительной трелью, но снять трубку было некому.

Дежурная сестра отлучилась со своего боевого поста.

Рогожин подошел к столу, снял трубку и поднес к уху. Возбужденный женский голос затараторил без остановки:

— Шурка, обалдела! Где ты ползаешь? Я такие новости разузнала, закачаешься! Вчера в ординаторской Светку с Виктором Петровичем застукали! Она у него на коленях устроилась, халат до пупа расстегнут, а тут Петровна со шваброй уборку вваливается делать!

— Потрясающе! — нарочито сдавленным голосом произнес Рогожин. — И что же дальше предприняла Петровна?

В трубке закашлялись:

— Ой, кто это?

— Майор Рогожин, — представился Дмитрий, еле сдерживаясь, чтобы не расхохотаться.

— А где Александра?

— Может, в ординаторской. Расследует преступление, совершенное Светкой и Виктором Петровичем?! — подколол сплетницу Рогожин.

— Положите трубку! — приказал сердитый девичий голос. — Не занимайте служебную линию!

Он нажал на рычажки отбоя, постоял, вертя трубку в руке и оглядываясь — куда же Шура запропастилась?

За матовым стеклом двери, ведущей к лестнице, Рогожин увидел силуэты двух человек. Один, судя по движению руки, порывался открыть дверь и войти в коридор, второй — видимый со спины — пресекал эту попытку.

Рогожин шаркающей походкой направился к бурно беседовавшей паре.

«Кто-то из молодых Шуру зажимает», — не без зависти подумал он.

Дежурившая этой ночью медсестра, незамужняя москвичка, приближавшаяся к опасному возрасту перезревшей невесты, нравилась почти всем мужикам отделения.

Неизменно приветливая, не употреблявшая никогда косметики, с короткой стрижкой, она располагала к себе с первого взгляда. Рогожину нравился именно такой тип женщин — без глупого кокетства, наигранной недоступности, рассчитанной на разжигание страсти у мужиков, и прочих дешевых ухищрений из арсенала опытных обольстительниц.

В Александре все было естественным.

— Вы, молодой человек, удостоверением перед моим носом не размахивайте! — слышался раздраженный голосок медсестры.

Ей отвечал высокий мужской голос:

— Но меня пропустили! Через КПП госпиталя пропустили, в корпус пропустили, а вы…

— Мне начхать, как вы пролезли! Посмотрите на время!

— Без четверти десять! — Мужчина — его силуэт был на голову выше силуэта собеседницы — отошел назад, и Рогожин не мог его видеть.

— А у нас режим! В обыкновенной больнице есть часы для посетителей… От и до! — говорила медсестра Шура. — Вы в хирургию претесь! Без халата, без разрешения, в вечернее время! Приходите завтра, милости просим!

— Завтра я не смогу!

— Почему?

— Не ваше дело, — хныкающим тоном отвечал мужчина.

— Вы, дорогуша, — это слово Шура взяла из лексикона завотделением, называвшего так выздоравливающих больных, — хамло законченное! И никуда я вас не пущу! Станете ломиться — патруль вызову. В комендатуре разберутся, из каких вы органов и почему по ночам шляетесь. Здесь военный объект! — отчитывала наглеца Шура, стараясь при этом не слишком шуметь. — Пропуск вам кто выписывал? Покажите пропуск!