Онлайн книга «Графиня де Монсоро»
|
– Вне всякого сомнения, – продолжал король. – Заставив этих мошенников кричать противоположное, я, в сущности, достиг того, что они кричат одно и то же. – Sta bene, [127] – сказала Генриху королева-мать, пожимая ему руку. – Верь-то верь, да на крюк запирай дверь, – сказал гасконец. – Она в бешенстве, ее Гизы чуть не в лепешку расплющены этим ударом. – О! Государь, государь, – закричали фавориты, толпой бросаясь к королю, – как вы замечательно это придумали! – Они воображают, что золото посыплется на них, как манна небесная, – шепнул Шико в другое ухо короля. Генриха с триумфом проводили в его покои. В сопровождавшем короля кортеже Шико исполнял роль античного хулителя, преследуя своего господина сетованиями и попреками. Настойчивость, с которой Шико старался напомнить полубогу этого дня, что он всего лишь человек, до такой степени удивила короля, что он отпустил всех и остался наедине с шутом. – Да будет вам известно, мэтр Шико, – сказал Генрих, оборачиваясь к гасконцу, – что вы никогда не бываете довольны и что это становится просто невыносимым! Черт возьми! Я не сочувствия от вас требую, я требую от вас здравого смысла. – Ты прав, Генрих, – ответил Шико, – ведь тебе его больше всего не хватает. – Согласись по крайней мере, что удар был нанесен мастерски. – Как раз с этим я и не хочу соглашаться. – А! Ты завидуешь, господин французский король! – Я?! Боже упаси! Для зависти я мог бы выбрать что-нибудь получше. – Клянусь телом Христовым! Господин критикан!.. – О! Что за необузданное самомнение! – Послушай, разве я не король Лиги? – Конечно, это неоспоримо: ты ее король. Но… – Но что? – Но ты больше не король Франции. – А кто же тогда король Франции? – Все, за исключением тебя, Генрих, и прежде всего – твой брат. – Мой брат! О ком ты говоришь? – О герцоге Анжуйском, черт побери! – Которого я держу под арестом? – Да, потому что хотя он и под арестом, но он помазан на престол, а ты – нет. – Кем помазан? – Кардиналом де Гизом. Слушай, Генрих, я все же советую тебе заняться твоей полицией; совершается помазание короля – в Париже, в присутствии тридцати трех человек, прямо в часовне аббатства Святой Женевьевы, а ты ничего об этом не знаешь. – Господи, боже мой! А ты об этом знал, ты? – Разумеется, знал. – Как же ты можешь знать то, что неизвестно мне? – Ба! Да потому что твоя полиция – это господин де Морвилье, а моя – я сам. Король нахмурил брови. – Итак, один король Франции у нас уже есть, не считая Генриха Валуа, – это Франсуа Анжуйский, а кроме него мы еще имеем, постой-ка, постой… – сказал Шико, словно припоминая, – мы еще имеем герцога де Гиза. – Герцога де Гиза? – Герцога де Гиза, Генриха де Гиза, Генриха Меченого. Итак, повторяю, мы еще имеем герцога де Гиза. – Хорош король, нечего сказать: король, которого я изгнал, которого я сослал в армию. – Вот-вот! Разве тебя самого не ссылали в Польшу; разве от Ла-Шарите до Лувра не ближе, чем от Кракова до Парижа? А! Это верно – ты его отправил в армию. Что за ловкий удар, какое поразительное мастерство! Ты его отправил в армию, то есть поставил под его начало тридцать тысяч человек, клянусь святым чревом! В армию, и в какую! Всамделишную… это не то, что армия твоей Лиги… Нет… нет… армия из буржуа – это сгодится для Генриха Валуа, короля миньонов; Генриху де Гизу нужна армия из солдат, и каких! Выносливых, закаленных в боях, пропахших порохом, способных уничтожить двадцать таких армий, как армия Лиги. Одним словом, если Генриху де Гизу, королю на деле, взбредет однажды в голову стать королем и по званию, ему надо будет всего лишь повернуть своих трубачей к столице и скомандовать: «Вперед! Проглотим одним глотком Париж вместе с Генрихом Валуа и Лувром». И они это сделают, мошенники, я их знаю. – В вашей речи вы позабыли упомянуть только об одном, мой великий политик, – сказал Генрих. – Проклятие! Вполне возможно, особенно если то, о чем я забыл, – четвертый король. – Нет, – ответил Генрих с крайним презрением, – вы позабыли, что, прежде чем мечтать о французском троне, на котором сидит один из Валуа, надо бы сначала оглянуться назад и посчитать своих предков. Можно еще понять, когда подобная мысль приходит в голову герцогу Анжуйскому: он принадлежит к роду, который вправе на это претендовать. У нас общие предки – борьба между нами, сравнение допустимы, ведь здесь речь идет о первородстве, вот и все. Но господин де Гиз… знаете ли, мэтр Шико, подзаймитесь-ка геральдикой, друг мой, и сообщите нам, какой род древнее – французские лилии или лотарингские дрозды… – Э-э, – протянул Шико, – тут-то и заключена ошибка, Генрих. – Какая ошибка, где? – Конечно, ошибка: род господина де Гиза гораздо древнее, чем ты предполагаешь. – Древнее, чем мой, быть может? – спросил с улыбкой Генрих. – Без всякого «быть может», мой маленький Генрике. – Да вы, оказывается, дурак, господин Шико. – Это моя должность, черт побери! – Я имею в виду, что вы сумасшедший, из тех, кого связывать приходится. Выучитесь-ка читать, мой друг. – Что ж, Генрих, ты читать умеешь, тебе не надо снова отправляться в школу, как мне, так почитай же вот это. И Шико вынул из-за пазухи пергамент, на котором Николя Давид записал известную нам генеалогию, ту самую, что была утверждена в Авиньоне папой и согласно которой Генрих де Гиз являлся потомком Карла Великого. Генрих бросил взгляд на пергамент и, увидев возле подписи легата печать святого Петра, побелел. – Что скажешь, Генрих? – спросил Шико. – Нас с нашими лилиями малость обскакали, а? Клянусь святым чревом! Мне кажется, что эти дрозды собираются взлететь так же высоко, как орел Цезаря. Берегись их, сын мой! – Но как ты раздобыл эту генеалогию? – Я? Да стал бы я на нее время тратить! Она сама ко мне пришла. – Но где она была, прежде чем прийти к тебе? – Под подушкою у одного адвоката. – Как его звали, этого адвоката? – Мэтр Николя Давид. |