Книга Графиня де Монсоро, страница 200 – Александр Дюма

Рибейрак, Ливаро и Антрагэ последовали за ним.

Тем временем Диана вернулась к своему мужу, которому Реми давал вдыхать нюхательные соли.

Вскоре граф открыл глаза.

Первым его движением было вскочить, но Реми предвидел это, и графа заранее привязали к постели.

Он снова зарычал, оглянулся вокруг и заметил стоявшую у его изголовья Диану.

– А! Это вы, сударыня, – сказал он. – Весьма рад вас видеть, ибо хочу поставить вас в известность, что нынче вечером мы уезжаем в Париж.

Реми поднял крик, но Монсоро не обратил на Реми никакого внимания, словно его здесь и не было.

– Вы хотите ехать, сударь? – спросила Диана со своим обычным спокойствием. – А как же ваша рана?

– Сударыня, – сказал граф, – нет такой раны, которая бы меня удержала. Я предпочитаю умереть, нежели страдать, и даже если мне суждено умереть в дороге, все равно, нынче вечером мы уедем.

– Что ж, сударь, – сказала Диана, – как вам будет угодно.

– Мне угодно так. Готовьтесь к отъезду, будьте добры.

– Собраться мне недолго, сударь, но нельзя ли узнать, чем вызвано столь внезапное решение?

– Я вам отвечу, сударыня, тогда, когда у вас больше не будет цветов, чтобы показывать их принцу, либо тогда, когда мне прорубят везде достаточно широкие двери, чтобы мои носилки могли проходить повсюду.

Диана поклонилась.

– Но, сударыня… – начал Реми.

– Графу так угодно, – ответила Диана, – мой долг – повиноваться.

И Реми понял по незаметному знаку молодой женщины, что ему не надо соваться со своими замечаниями. Он замолчал, пробормотав себе под нос:

– Они мне убьют его, а потом люди скажут, что во всем виновата медицина.

Между тем герцог Анжуйский готовился покинуть Меридор.

Он изъявил барону свою глубокую благодарность за прием и вскочил на коня.

В этот момент показалась Гертруда. Она громко сообщила герцогу, что ее госпожа, занятая возле графа, не будет иметь чести засвидетельствовать ему свое почтение, и тихонько шепнула Бюсси, что Диана вечером уезжает.

Герцог и его свита отбыли.

Надо сказать, что герцог не отличался сильной волей, он был подвластен минутным прихотям.

Диана, суровая, недоступная, ранила его чувства и отталкивала его от Анжу. Диана, улыбающаяся, была приманкой, удерживала его в этом краю.

Не зная о решении, принятом главным ловчим, герцог всю дорогу размышлял о том, как опасно будет слишком быстро пойти на уступки королеве-матери.

Бюсси это предвидел и очень рассчитывал на желание принца задержаться в Анжу.

– Послушай, Бюсси, – сказал ему герцог, – я вот о чем думаю…

– Да, монсеньор, о чем же? – спросил молодой человек.

– О том, что не следует мне сразу же соглашаться с доводами моей матери.

– Ваша правда. Она и так уже считает себя великим политиком.

– Если, понимаешь, если мы попросим ее подождать неделю или, вернее, протянем эту неделю, устроив несколько празднеств, на которые пригласим дворянство, мы покажем нашей матушке, как мы сильны.

– Великолепная мысль, монсеньор. Однако, мне кажется…

– Я останусь здесь на неделю, – сказал герцог, – и благодаря этой отсрочке вырву у матери новые уступки, помяни мое слово.

Бюсси, казалось, погрузился в глубокие размышления.

– И в самом деле, монсеньор, вырывайте, вырывайте, но смотрите, как бы от этой отсрочки ваши дела, вместо того чтобы выиграть, не пострадали. Король, например…

– Что король?

– Король, не зная ваших намерений, может рассердиться, он очень вспыльчив, король.

– Ты прав, надо послать кого-нибудь к брату, чтобы приветствовать его от моего имени и сообщить, что я возвращаюсь; так я получу ту неделю, в которой нуждаюсь.

– Да, но этот кто-нибудь очень рискует, – сказал Бюсси.

Герцог Анжуйский улыбнулся своей кривой улыбкой.

– В том случае, если я переменю свои намерения, не так ли?

– Э! Несмотря на обещание, сделанное вашему брату, вы их перемените, коли ваши интересы того потребуют, не так ли?

– Еще бы, черт побери!

– Очень хорошо. И тогда вашего посланника отправят в Бастилию.

– Мы не скажем ему, зачем он едет, просто дадим ему письмо.

– Напротив, – возразил Бюсси, – не давайте ему письма и скажите.

– Но тогда никто не захочет взять на себя это поручение.

– Полноте!

– Ты знаешь человека, который за это возьмется?

– Да, знаю одного.

– Кто он?

– Это я, монсеньор.

– Ты?

– Да, я. Мне нравятся трудные поручения.

– Бюсси, милый Бюсси, – вскричал герцог, – если ты это сделаешь, можешь рассчитывать на мою вечную признательность!

Бюсси улыбнулся, он знал пределы той признательности, о которой говорил его высочество.

Герцог решил, что Бюсси колеблется.

– И я дам тебе десять тысяч экю на твое путешествие, – прибавил он.

– Да что вы, монсеньор, – сказал Бюсси, – помилосердствуйте, разве за такое платят?

– Значит, ты едешь?

– Еду.

– В Париж?

– В Париж.

– А когда?

– Когда вам будет угодно, черт побери!

– Чем раньше, тем лучше.

– Разумеется. Ну и?

– Ну…

– Сегодня вечером, если желаете, монсеньор.

– Храбрый Бюсси, милый Бюсси, так ты действительно согласен?

– Согласен ли я? – переспросил Бюсси. – Но вы прекрасно знаете, монсеньор: чтобы сослужить службу вашему высочеству, я пошел бы и в огонь. Значит, договорились. Я уезжаю сегодня вечером. А вы тут веселитесь и заполучите для меня у королевы-матери какое-нибудь миленькое аббатство.

– Я уже об этом думал, друг мой.

– Тогда прощайте, монсеньор!

– Прощай, Бюсси! Да! Не забудь сделать одну вещь.

– Какую?

– Попрощаться с моей матерью.

– Я буду иметь эту честь.

И действительно, Бюсси, еще более беспечный, веселый и живой, чем школьник, которому колокольчик возвестил о наступлении перемены, нанес визит Екатерине и приготовился выехать тотчас же, как придет сигнал об отъезде из Меридора.