Онлайн книга «Две Дианы»
|
Нас прохладою дарят… – Как же зовут любезного поэта? – спросил Генрих, окончив чтение. – Его зовут Реми Белло, [11] государь, и он, если не ошибаюсь, обещает стать соперником Ронсара. [12] Ну что ж, оцениваете ли вы, как я, этот любовный сонет в пятьсот экю? – Твой подопечный получит их, моя прекрасная Диана. – Но и старых певцов нельзя забывать. Я обещала, государь, от вашего имени пенсию Ронсару, королю поэтов. Подписали ли вы о ней указ? Ну разумеется. В таком случае у меня еще только одна просьба к вам: отдайте вакантный пост рекульского аббата своему библиотекарю, Меллену де Сен-Желе, [13] нашему французскому Овидию. – Овидий будет аббатом, очаровательный мой меценат. – Ах, как вы счастливы, государь, что можете по своему усмотрению располагать столькими должностями и бенефициями! Если бы мне только на час вашу власть! – Разве она не всегда в твоих руках, неблагодарная? – Вот как, государь?.. Вы сказали, что ваша власть всегда в моем распоряжении? Не искушайте меня, государь. Предупреждаю вас, что я воспользовалась бы ею для уплаты большого долга Филиберу Делорму. Он ссылается на то, что мой замок в Ане закончен. Это будет славнейший памятник вашего царствования, государь! – Что ж, Диана, возьми для своего Филибера Делорма те деньги, что будут получены от продажи должности пикардийского губернатора. – Эта должность, кажется, стоит двести тысяч ливров? О, тогда я смогу еще купить жемчужное ожерелье, которое мне предлагали. Его мне очень бы хотелось надеть сегодня на свадьбе вашего возлюбленного сына Франциска. Сто тысяч Филиберу, сто тысяч за ожерелье – вот и ушло пикардийское губернаторство! – Тем более что ты ровно вдвое преувеличила его стоимость. – Как! Оно стоит всего лишь сто тысяч ливров? Ну что ж, решение очень простое – я отказываюсь от ожерелья. – Полно, – засмеялся король, – у нас есть где-то три или четыре свободные концессии, которыми можно будет оплатить это ожерелье, Диана. – О, государь, нет щедрее короля, чем вы, и нет человека, которого бы я сильнее любила! – Да? Ты и вправду любишь меня не меньше, чем я тебя, Диана? – Вы сомневаетесь? – Сомневаюсь потому, что боготворю тебя! Как ты хороша, Диана! Как я люблю тебя! Часами… нет, годами мог бы я так любоваться тобою, забыв о Франции, обо всем на свете. – Даже о торжестве бракосочетания монсеньора дофина? – спросила, рассмеявшись, Диана. – А между тем оно состоится сегодня, через два часа. Сейчас пробьет десять. – Десять! – воскликнул Генрих. – А у меня назначено свидание на этот час! – Свидание, государь? Уж не с дамой ли? – С дамой. – И, должно быть, красивой? – Да, Диана, очень красивой. – Значит, не с королевой? – Какая ты злая! Екатерина Медичи красива на свой лад, красива строгой, холодной, но подлинной красотой. Однако я ожидаю не ее. Ты не догадываешься, кого? – Нет, государь. – Другую Диану, живое воспоминание о весне нашей любви, нашу дочь, нашу дорогую дочурку. – Вы во всеуслышание и слишком часто твердите об этом, государь, – нахмурившись, потупилась Диана. – Между тем условлено было, что герцогиня де Кастро будет считаться дочерью другой особы. – Так оно и будет, – уверил Диану король, – но ведь ты обожаешь нашу дочь, разве не так? – Я обожаю ее за то, что вы ее любите. – О да, очень люблю… Она так обаятельна, так умна и добра. А кроме того, она мне напоминает мои молодые годы, то время, когда я полюбил тебя… Не больше, конечно, чем ныне, но все же… до преступления… – Король внезапно впал в мрачную задумчивость. Затем поднял голову. – Этот Монтгомери! Ведь не любили же вы его, Диана? Вы не любили его? – Что за вопрос! – презрительно усмехнулась фаворитка. – Двадцать лет спустя все та же ревность! – Да, я ревновал, ревную и буду ревновать всегда тебя, Диана. Ну да, ты не любила его. Но он-то любил тебя, несчастный. – О боже, государь, вы всегда прислушивались к наветам, которыми меня осыпают протестанты! Это не подобает католическому королю. Во всяком случае, если даже я и дорога была этому человеку, мое сердце ни на миг не переставало принадлежать вам, а граф Монтгомери давно мертв. – Да, мертв, – глухо произнес король. – Не будем же омрачать такими воспоминаниями день, который должен стать светлым праздником, – продолжала Диана. – Вы видели Франциска и Марию? Они все еще влюблены друг в друга, эти дети? Наконец-то их терпение будет удовлетворено. Через два часа они, радостные и счастливые, будут принадлежать друг другу. – Да, – согласился король, – и если кто в ярости, так это мой старый Монморанси. Впрочем, и ярость коннетабля тем более обоснованна, что наша Диана, боюсь, не достанется его сыну. – Но ведь этот брак вы сами ему обещали как возмещение? – Обещал, но госпоже де Кастро, кажется, это не по душе… – Что может быть не по душе ребенку, восемнадцатилетней девушке, только что вышедшей из стен монастыря? – Именно для того, чтобы объяснить мне это, она и поджидает меня сейчас. – Так идите же к ней, государь. А я пока переоденусь… – После венчания мы свидимся на карусели. Я еще преломлю сегодня копье в вашу честь. Я хочу, чтобы вы были королевой турнира. – Королевой? А другая? – Есть только одна, и ты это знаешь, Диана. До свидания. – До свидания, государь, и ради бога, не будьте безрассудно смелы на турнире. Вы иногда пугаете меня! – Игры эти не опасны… До свидания, дорогая Диана, – распрощался король и вышел. В ту же минуту в противоположной стене отворилась прикрытая ковром дверца. – Ну и наболтались же вы сегодня, гром и молния! – прорычал коннетабль Монморанси, входя в комнату. – Друг мой, – ответила, поднявшись, Диана, – вы видели, что еще и десяти не было, еще не наступил час, который я вам назначила, а я уже делала все, чтобы удалить его. Я томилась не меньше вашего, поверьте… |