Книга Славянский «базар», страница 53 – Сергей Зверев

Вопрос был задан просто так, без интереса. Иван не стал рассказывать о соде и таджиках.

– В ремонт перегоняем.

– Ясно… – чувствовалось, Леня хочет о чем-то попросить, но тянет. Наконец, решился. – Человека одного до Москвы не подбросите?

– Вообще-то не положено, – проворчал Иван.

– По дороге же, – напомнил Леня и показал на девушку в светлой юбке и облегающей черной кофточке.

Девушка сидела на крыльце, на коленях держала объемную спортивную сумку.

– Командир, сделай одолжение. Ей в Москву надо, а на билет денег нет. Сам говоришь, что не последний раз здесь садишься. Потом и отблагодарю.

– Она тебе кто? – поинтересовался Иван.

Леня бесхитростно улыбнулся.

– Считай, никто, сестра троюродная. Мы через улицу живем.

– Хорошо, но комфорта в полете и прохладительных напитков я ей не обещаю.

– Света! – крикнул Леня и махнул рукой.

Девушка, до этого смотревшая на горизонт, делавшая вид, что ей и дела нет до разговора двух мужчин, мгновенно встрепенулась, подбежала к Ивану.

– Здравствуйте. Это все Леня. Я ему говорю, что не надо просить, что не положено. Нельзя. А он, видите, попросил. Извините, если вам сложно, то не берите, я уж сама как-нибудь до Москвы доберусь. Там у меня родственники.

Многословие девушки обрушилось на Калинина. Ему, отвыкшему от женского общества, не хотелось уронить себя в ее глазах. Положение обязывало держаться с достоинством, он командир воздушного судна.

– Все в порядке, – важно сказал он, – доставим, – и, не удержавшись, скользнул взглядом по тугим бедрам, затянутым в юбку.

«Хороша. Вот только с одеждой современной не всегда поймешь. Кажется, что зад у девки крепкий, а разденется, ягодицы тут же отвиснут», – вспомнил он прошлогодние впечатления, вынесенные с городского пляжа.

– Перекусить хотите? – предложил Леня.

– Некогда. Мы должны до Москвы засветло долететь.

– Что ж, хозяин – барин, – Леня пожал Ивану руку.

Калинин первым забрался в салон, подал руку девушке, буквально втянул ее вместе с сумкой.

– Ой, – вырвалось у Светы, когда она увидела двух таджиков.

– Эй, командир, – оказалось, что хотя бы один из среднеазиатов умеет говорить по-русски, – чужих нельзя.

Сказано было без злости, просто чтобы напомнить.

Ивана замечание задело.

– Я здесь решаю такие вопросы, – веско произнес он.

Таджики переглянулись. Обменялись парой фраз и оба уставились на девушку. Маслянистые восточные глаза заблестели сильнее.

– Черт с ней, пусть остается. Только ты, командир, не будь жадным, с нами поделись.

Света инстинктивно прижалась к Калинину.

– Может, я останусь?

– Он так шутит.

Таджик засмеялся.

– Шучу, красавица. Если сама предложишь, я не откажусь, еще и заплачу.

– Я не такая. Что вы себе позволяете?

– Тогда извини. Я понять хотел, узнать. Вижу, что честная, а честных девушек у нас в Таджикистане уважают. Никто пальцем притронуться не посмеет. Садись, – и он похлопал ладонью по лавке между собой и напарником, – тут тебе не троллейбус, чтобы всю дорогу стоять.

Света предложением не воспользовалась, села напротив таджиков и пристегнулась широким брезентовым ремнем. Калинин уже перешел в кабину. Жуков запустил двигатель. Прозвучало разрешение на взлет, самолет сорвался с места и взмыл в небо после короткой разбежки.

Света сидела бледная, она летела на самолете третий раз в жизни. Ей казалось, что «кукурузник» с минуты на минуту развалится от вибрации. А когда машина ухнула в воздушную яму, то девушка, не выдержав, перекрестилась.

Таджики смотрели на нее, не скрывая улыбок, обидных и плотоядных.

– Красавица, – таджик кричал, чтобы перекрыть гул двигателя, – если страшно, то выпей. – И он вытащил из кармашка сумки блестящую плоскую флягу.

Света замотала головой, ее и без выпивки мутило. Таджик с фляжкой перебрался через картонные ящики, сел рядом с девушкой, отхлебнул глоток.

– Страшно? – прокричал он ей в самое ухо.

– Нет, – в глазах у Светы застыл ужас.

– Врешь. Ты, чтобы не бояться, рассказывай, говори, болтай.

Света с благодарностью посмотрела на таджика. Если раньше она боялась не только полета, но и своих новых спутников, то теперь ей стало легче оттого, что рядом живая душа. В распахнутой дверце кабины показалось лицо Калинина. Он и Света встретились взглядами. Убедившись, что пассажирку никто не обижает, Иван надел наушники с лингафоном:

– Петруха, ты еще не проклинаешь меня за новую работу?

– Мне по хрену, что мы везем в картонных ящиках. Хороших денег за честную работу не платят, – Жуков нервно хохотнул.

– И я стараюсь не думать. А если нас проверят?

– Серьезные дела без солидной «крыши» не делаются, запомни. У них все договорено, где надо – подмазано, схвачено.

– Думаешь, наркотики?

– Я не думаю об этом и тебе не советую. Раз написано – «сода», сода в ящиках и лежит. Нам платят деньги за полет, а не за размышления на отвлеченные темы. Я уже давно подумывал, куда бы податься, согласен был и в Африку оружие возить, да никто мне не предлагал.

– Рад, что ты на меня не в обиде, – Калинин подмигнул приятелю, – таджики мне не нравятся.

– А мне не нравится девка.

– Почему?

– Не в моем вкусе, я упитанных люблю, чтобы было за что подержаться.

Разговор дальше покатился безобидный и будничный: о женщинах, о выпивке, о том, как кто потратит заработанные деньги.

Солнце уже клонилось к западу, когда из-за горизонта показался аэродром авиаремонтного завода. Света, утомленная полетом, дремала. Во сне она положила голову на плечо таджику.

– Люблю самолет садить на хорошую полосу, – Калинин с улыбкой смотрел на широкую железобетонную полосу аэродрома.

– Для нас она роскошь. Мы не только вдоль нее, но и поперек сесть сумеем.

«Кукурузник» несколько раз подпрыгнул, как резиновый мячик, и покатил по шершавому, изборожденному черными битумными извивами трещин покрытию. Когда самолет остановился, связь с руководителем полетов мгновенно исчезла. Калинин даже не успел договорить и попытаться восстановить ее, как прямо на взлетную полосу с рулежки выехал тяжелый черный джип, подкатил к самому самолету. Тонированное зеркальное стекло опустилось, и из-за него показался Петрович, махнул Калинину рукой. Джип развернулся и выехал на поросшее редкой травой ровное поле, в конце которого виднелся лес и какие-то постройки. Завод остался по другую сторону взлетной полосы.