Книга Одна тень на двоих, страница 24 – Татьяна Устинова

Он пропадет без сигарет.

Сегодняшний кошмар был каким-то на редкость иезуитским и… не правдоподобно реальным. Данилов не знал раньше, что сны могут быть такими реальными. Все из-за того, что какие-то неизвестные придурки вчера разгромили дом Тимофея Кольцова. Слава богу, охранник жив. Если бы он умер, у Данилова не было бы другого выхода, как только помереть вместе с ним.

Сознавать до конца жизни, что погубил двух человек, такой слабак, как Данилов, не смог бы.

Сигареты нашлись в гостиной, куда Данилов притащился, чтобы выпить воды. Холодная вязкая химическая жижа из кошмара болталась в желудке вполне реально и осязаемо.

Он выпил воды — привозная родниковая вода отчетливо отдавала краской, — поморщился, контролируя себя, чтобы не пришлось стремглав бежать к унитазу, и осторожно закурил. Тут дело пошло веселее.

Привычный сухой и душистый дым помог. В голове немножко расступился мрак, и в желудке улеглось.

Медленно, как старик, Данилов пристроил себя за стол и вытянул длинные ноги.

Зазвонил телефон. Сигарета как будто сама по себе дрогнула у него в пальцах, выпала и покатилась по столу. Данилов почему-то с ужасом проводил ее глазами.

Кто может ему звонить?!

Кто может звонить ему в восемь утра в воскресенье?!

Мать звонила вчера. Воскресенье — это не ее день. Просто так — не по графику — она никогда не звонила.

Лида? Секретарша из офиса? Служба безопасности Тимофея Ильича Кольцова, установившая несомненную причастность Данилова к разгрому? Номером ошиблись?

По сантиметру, как в замедленной съемке, Данилов протянул руку и снял трубку.

— Да.

— Данилов, почему у тебя голос, как будто ты только что восстал из гроба?

Облегчение, как будто вырвавшееся из трубки, дунуло ему в лицо.

Ну конечно! Только один человек мог звонить ему «просто так» в восемь утра в воскресенье.

«Я звоню тебе просто так», — всегда говорила она.

Какое счастье, подумал вдруг Данилов, что у него есть Марта, которая звонит «просто так».

— Тебе не приходило в голову, что по утрам в выходной люди могут спать?

— Ты что, — насторожилась Марта, — с Лидой? Тогда ты извини меня, Данилов, я не хотела. Я просто подумала, что после вчерашних приключений ты вряд ли спишь, и решила, что если я позвоню…

Данилов улыбнулся, прижимая трубку плечом, дотянулся до тлеющей на столе сигареты и тщательно затушил ее в пепельнице.

— Марта, — сказал он стрекочущей трубке, — я один. Как ты себя чувствуешь?

— А ты себя?

— Хорошо, спасибо. Наше вчерашнее приключение прошло без последствий?

Марта пришла в раздражение, и ухо Данилова моментально это уловило.

— Когда ты выражаешься, как учитель литературы, мне охота тебя укусить. Какое приключение ты имеешь в виду, Данилов? Как ты тряпкой рану на голове затыкал тому бедолаге? Или как нас лицом к стене выстроили? Или как ты по стеклу ползал, а меня рвало? Что именно из этого «приключение»?

— Я просто хотел узнать, — невозмутимо продолжал Данилов, — как ты себя чувствуешь после всех потрясений.

— После всех потрясений я чувствую себя ужасно. Спать не могла. Сначала читала, а потом смотрела телевизор. Показывали какую-то дикость. В твоем духе, Данилов. Очень стильно и концептуально. Про извращенцев.

— А читала что? — Данилов достал еще одну сигарету и закурил.

Как хорошо, что она догадалась позвонить. Просто так.

— «Дневник Бриджит Джонс». Это модный английский роман.

— Стильный и концептуальный?

— Женский.

— Про любовь?

— Про то, как после новогодних праздников невозможно влезть ни в одну юбку, на работе не дают повышения и любовник бросил. Остался единственный друг, но он гомосексуалист.

— Я твой единственный друг, — объявил Данилов, — и я не гомосексуалист.

— Мне повезло.

— Зачем ты звонишь?

— Я думала, что ты там совсем пропадаешь, Данилов. Ты у нас натура утонченная, где-то даже нежная. Я решила выразить тебе солидарность и поддержку.

— Спасибо. — Упоминание о нежности и утонченности ему не понравилось.

— Ты уже что-нибудь надумал?

— Пока ничего. Но я… мало думал. У меня почти не было времени.

— Слушай, я совсем забыла про бальные танцы! Как они прошли?

Данилов секунду молчал.

— Все хорошо. По крайней мере, Лида так сказала. Насколько я понимаю, самое главное в бальных танцах — это зрители. Зрителей было много, и все нужного уровня.

— А шоу?

— Красиво, наверное, — оценил Данилов, — черт его знает.

— Так красиво или черт его знает?

— И так, и так.

— А почему ты не привез Лиду на ночь?

— Марта, это совсем не твое дело.

— Не мое, — согласилась Марта со вздохом, — конечно, не мое. Так почему ты не привез ее на ночь?

— Потому что мне было не до нее. Мне нужно было подумать. Хотя я так ничего особенного и не надумал.

— И она тебя отпустила?

Данилов улыбнулся, представляя, как Марта сидит в пижаме на своей узкой кушеточке — кажется, это называется «полутораспальный диван», стильная вещь конца шестидесятых. Марта сидит, скрестив ноги в толстых белых носках, и на одеяле у нее разложены пульты от телевизора и музыкального центра, а на полу рядом с кушеточкой крошечный мобильный телефон, и вчерашний женский роман, и какой-нибудь «Business Weekly», принесенный с работы, чтобы посмотреть в выходные. Волосы у нее торчат в разные стороны, и пятно на щеке — на той, что касалась подушки, — и облезлый медведь, из которого сыплется желтая поролоновая труха, привалился к стене.

— Данилов, ты что? Уснул?

— Нет. Я не расслышал.

Марта опять вздохнула, понимая, что отвечать на ее вопросы о Лиде он не станет, а будет старательно уводить разговор, тянуть и мямлить. В некоторых вопросах он был удручающе предсказуем.