Книга Одна тень на двоих, страница 34 – Татьяна Устинова

— Зачем ты меня искал, Вениамин?

— Я же сказал, что мать в больнице, — ответил Веник с ненатуральным удивлением, — ты что, не понял?

Конечно, он понял. Только дело было вовсе не в матери. Сколько Данилов знал свою жену и ее братца, они были неизменно и железобетонно равнодушны к родительнице. Она же души в них не чаяла, служила истово и упоенно, завтраки-обеды подносила, носочки стирала, творожок самый свежий добывала, ботинки чистила и обожала, обожала… За три года совместной жизни его жена ни разу самостоятельно не убрала постель — Данилов уезжал раньше, чем она вставала, и на это многотрудное дело была брошена теща. Теща приезжала, подавала завтрак, убирала постель, подавала одежду, убирала посуду — и так каждый день.

— В какой она больнице, и чем я могу помочь? — Данилов все-таки пристроился на табуретку, но дубленку из рук так и не выпустил, сложил на коленях.

Меховой ком прямо перед носом очень ему мешал, но расставаться с ним он не желал.

— Да ничего особенного, — сказал Веник рассеянно и, примерившись, вылил на сковороду яйцо. Сковорода зашипела, и Веник страдальчески сморщился. — Я вчера, сам понимаешь, коньяк водкой запил.

— Молодец, — тоскливо похвалил Данилов. Он прекрасно знал, зачем его позвали, и теперь хотел только одного — побыстрее отделаться. Еще он знал, что быстро отделаться не удастся — придется слушать, поддакивать, кивать, спрашивать, иначе Веник обидится, раскапризничается, тогда с ним не оберешься хлопот. Главное — результат все равно будет тот же, а времени уйдет в три раза больше. Времени и нервов.

И еще ему нужно выяснить, где был Веник вчера утром, не ездил ли, часом, за город, на дачку Тимофея Кольцова?..

— Вчера у одного брокера день рождения был, — продолжал Веник, отворачиваясь от яичницы, как от пыточного стола, — ему из Еревана коньячишко переслали. Ну, мы выпили. Еще вина выпили. А потом в баре водкой догнались. Жалко, что ты не сообразил про пиво.

— Ты же говорил, что вы в пятницу на работе… выпили. А вчера была суббота. Или теперь биржа и по субботам работает?

— Биржа по субботам не работает, — отрезал Веник, начиная раздражаться, — в пятницу мы на работе пили, а в субботу здесь. У меня.

— Здесь? — поразился Данилов.

Он полчаса искал более или менее чистую табуретку, чтобы на нее сесть.

Он представить себе не мог, что можно принимать гостей в квартире, охваченной ремонтом, как войной. Что за радость принимать гостей в такой квартире? Пить коньяк в запахе краски и на известковых кляксах? Переставлять стремянку и придерживать ее рукой, чтобы не упала, прежде чем открыть дверь в туалет?

— У меня, может, и не шикарно, — начал Веник, — но зато я один! Никто над душой стоять не будет, замечаний делать тоже, рожу кривить, поучать! Что хочу, то и ворочу! И, между прочим, мужики ко мне с удовольствием!.. Только чтоб от своих дур хоть на день отвязаться!..

— А где Ася? И Павлик?

— А нигде! Съехали! И черт с ними!..

Данилов достал сигарету из собственной пачки.

— Куда съехали? Ты что? Поссорился с Асей?

— Я с ней развожусь! — брякнул Веник и посмотрел с жалобной гордостью. — Достала она меня, зараза!.. Ну вот совсем достала!.. Не могу больше! Я из-за нее ничего не могу! Вся жизнь пройдет, пока я тут с ними!.. Хватит. Все. Алименты буду платить, пока Пашка маленький, а потом вырастет, все поймет.

— Ну конечно, — согласился Данилов, — это ты, Веник, здорово придумал.

В общих чертах он знал, чем Ася могла не угодить своему воинственному мужу. Наверное, денег просила. С работы, наверное, ждала — так, чтобы не каждый вечер к полуночи. К Павлику в школу небось отправляла — пойди, пойди, поговори, ты же отец, а у него опять двойка по математике! По субботам с ребенком в цирк или на родительские шесть соток — копать, поливать, пилить. Армянский коньяк, наверное, не слишком уважала, особенно когда с водкой.

Теперь она уехала, и Веник то ли празднует освобождение, то ли заливает горе. Совсем плохи дела.

— Куда она поехала? К маме?

— Провались она пропадом, эта мама! Я ее ненавижу! Она про меня, знаешь, что Пашке говорит?..

— Нет, — перебил его Данилов, — не знаю и знать не хочу. И тебе вникать тоже не советую. Давно она уехала?

Зачем он спрашивает? Чтобы оттянуть разговор о главном для Веника?

— Какая разница — давно, недавно! Уехала, и дело с концом. Мне забот меньше. Да не хочу я вообще про нее!.. Что ты ко мне привязался!..

Данилов порассматривал свою сигарету.

— Сколько денег тебе нужно?

— Что?!

— Денег. Сколько тебе нужно?

Веник перестал ковырять неаппетитную яичницу, двинул по столу сковородку, поднялся и налил себе воды в кружку. Кружка была в чайных потеках.

— Много.

— Сколько?

— Штук десять. — Он опрокинул в себя воду, проливая ее на спортивную кофту, и утер ладонью губы.

— Что на этот раз?

— Работа, — сказал Веник и скривился. На Данилова он не смотрел — нервно косил глазами по сторонам, как заяц. — Я же не знал, что все так упадет! Я всю неделю откупался, и все было нормально, даже в прибыль ушел, а вчера как все грохнулось!.. А у меня все позиции открыты. Я целый день на прибыль дораскрывался, даже когда все валиться стало…

— Стоп, — попросил Данилов, — я ни слова не понимаю.

— Да я же тебе говорю! Когда все стало валиться, я решил, что позиции закрывать не буду, еще подержу открытыми. А под конец дня заявки вообще принимать перестали, только одна прошла, и то потому…

— Я не стану вникать, — отчетливо выговорил Данилов, — с твоего позволения.

Веник рассвирепел. Он всегда свирепел, когда чувствовал себя виноватым или обойденным судьбой.

— Да и не вникай, твою мать!.. — внезапно заорал он так, что ложка тоненько звякнула в стакане. — Ты спросил, я ответил, только и всего!..

— Ты играл на клиентские деньги или на свои?

— Пошел ты!.. Откуда у меня свои?! Конечно, на клиентские! В понедельник разбираться приедут! Туда, на фирму.

— С тобой разбираться? — уточнил Данилов. По его представлениям о жизни, десять тысяч долларов были не такой суммой, чтобы из-за нее стоило «разбираться».