Онлайн книга «Ожерелье королевы»
|
— Вы поручились за меня, — быстро перебила его королева, — и я вам благодарна, но у меня есть деньги, чтобы я могла честно выполнит. — « свои обязательства. Не обременяйте же себя впредь этими делами, которые, начиная с первого взноса, будут касаться только меня. — Чтобы покончить с этим делом, — с поклоном ответил кардинал, — мне остается только вручить ожерелье вашему величеству. Он вытащил из кармана футляр и протянул его королеве. Она даже не взглянула на футляр, что как раз обличало в ней величайшее желание рассмотреть его, и, трепеща от радости, положила его на шифоньерку, не отнимая руки. Кардинал из учтивости заводил разговор то на одну тему, то на другую, и это было принято очень мило; потом вернулся к тому, что сказала королева по поводу их примирения. Но так как она дала себе слово не рассматривать брильянты в его присутствии и так как она сгорала от желания их увидеть, то слушала его рассеянно. Так же рассеянно протянула она ему руку — он горячо поцеловал ее. После этого, полагая, что мешает ей, он удалился, чему она была безмерно рада. Так прошло это свидание, которое излечило все сердечные раны кардинала. Он вышел от королевы в восторге, упоенный надеждой и готовый доказать графине де ла Мотт свою безграничную благодарность за переговоры, которые она столь счастливо привела к благополучному концу. Жанна поджидала его в своей карете, стоявшей в ста шагах от шлагбаума; она выслушала пылкие уверения в дружбе. — Не смейтесь, дорогая графиня, — произнес принц, — ч без ума от счастья! — Уже? — Помогите мне, и через три недели я смогу получить должность министра. — Черт возьми! Через три недели! Это долго! Срок первого платежа назначен через две недели. — Э, все удачи приходят одновременно, у королевы есть деньги, и она заплатит, а у меня будет заслуга благого намерения, и только. Этого слишком мало, графиня, клянусь честью, этого слишком мало! Бог свидетель, что за это примирение я весьма охотно заплатил бы пятьсот тысяч ливров. — Не волнуйтесь, — с улыбкой прервала его графиня, — это заслуга будет оценена выше всех других. А у вас их много? — Признаться, я и сам ставлю эту заслугу на первое место: теперь королева мне обязана… — Ваше высокопреосвященство! Что-то говорит мне, что вы насладитесь этим удовольствием. Вы готовы к этому? — Я приказал продать все мое имущество и взял вперед мои доходы и бенефиции [41] за будущий год. — Значит, у вас есть пятьсот тысяч ливров? — Есть, но что я буду делать после первого взноса, я не знаю. — Этот взнос, — воскликнула Жанна, — дает нам целых три месяца покоя! А за эти три месяца сколько воды утечет, Боже милостивый! — Вы правы… Куда вы едете? — Я еду к королеве, чтобы узнать, как подействовало на нее ваше появление. — Отлично. А я возвращаюсь в Париж. — Зачем? Вы можете снова появиться на вечерней игре. Не отступайте — это превосходная тактика. — К сожалению, я должен явиться на свидание, о котором меня предупредили до отъезда. — На свидание? — И достаточно серьезное, судя по содержанию письма, которое мне принесли. Посмотрите… — Почерк мужской, — заметила графиня и прочитала: «Ваше высокопреосвященство! Некто желает поговорить с Вами о возвращении значительной суммы. Это лицо явится к вам вечером в Париже, дабы иметь честь получить у Вас аудиенцию». — Полноте, ваше высокопреосвященство, не тревожьтесь. К тому же встретиться с людьми, которые обещают вернуть деньги, — риск невелик. Самое худшее, что может случиться, это то, что они не заплатят. Прощайте, ваше высокопреосвященство! И они расстались. Кардинал вернулся в Париж в состоянии небесного блаженства. Вернувшись в Париж, он принялся за дело: в один присест сжег целый ящик любовных записок, вызвал своего управляющего и приказал ему провести различные преобразования, велел секретарю наточить перья для писания памятной записки о политике Англии, которую он превосходно понимал, и, поработав час, уже начал вновь обретать самообладание, когда звонок, раздавшийся у него в кабинете, возвестил о прибытии важного посетителя. Появился привратник. — Кто там? — спросил прелат. — Человек, который утром написал вашему высокопреосвященству. — Но у этого человека есть имя! Узнайте его. Минуту спустя, привратник появился снова. — Его сиятельство граф Калиостро, — доложил он. Принц вздрогнул. — Пусть войдет! Граф вошел, и дверь за ним затворилась. — Великий Боже! — воскликнул кардинал. — Кого я вижу? — Я совсем не изменился, ваше высокопреосвященство, — с улыбкой произнес Калиостро. — Возможно ли?.. — пробормотал де Роан. — Живой Джузеппе Бальзаме, тот самый, о котором говорили, что он погиб при пожаре! Джузеппе Бальзамо… — Да, ваше высокопреосвященство, живой граф Феникс [42] , живее, чем когда бы то ни было. — А под каким же именем вы являетесь сейчас? — И почему вы не сохранили свое прежнее имя? — Именно потому, ваше высокопреосвященство, что оно старое и что оно вызывает прежде всего у меня, а потом и у других, слишком много грустных или же тягостных воспоминаний. Я говорю только о вас, ваше высокопреосвященство. Скажите, разве вы не закрыли бы дверь перед Джузеппе Бальзамо? — Я? О, нет, нет! Ошеломленный кардинал до сих пор не предложил Калиостро сесть. — Это от того, — продолжал тот, — что у вашего высокопреосвященства лучше память и больше честности, чем у всех прочих, взятых вместе. — Когда-то вы оказали мне такую услугу… — Я знаю; мы с вами оба уже не те… Полноте, ваше высокопреосвященство, я уже не мудрец, но зато я ученый. А вы уже не прекрасный молодой человек, но зато вы прекрасный принц. Помните ли вы, ваше высокопреосвященство, тот день, когда у меня в кабинете, обновленном в ту пору благодаря стенным коврам, я обещал вам любовь некоей женщины, а моя ясновидящая сказала, что это будет блондинка? Кардинал побледнел, потом внезапно покраснел. И ужас, и радость возникали в зависимости от чередующихся сокращений и расширений сердца. — Помню, — произнес он, — но смутно. |