Книга От судьбы не уйдешь, страница 27 – Кара Уилсон

— Наверное, было ужасно тяжело понимать, что ты ничем не могла ему помочь, — сочувственно произнес Майкл.

— Я думала, что смогу… что мы сможем помочь друг другу, — пробормотала она.

Руки Майкла нежно обвили ее. Эта женщина так долго оставалась холодной, и теперь с безумной жаждой она впитывала тепло.

— У него был диагноз — ПСС?

— Да. Но этот простой термин вряд ли способен вместить в себя те кошмары, которые мучили Сэма.

— Похоже на особо тяжелый случай? — снова спросил Майкл.

И тогда она сказала ему то, чего еще никому не говорила.

— Он убил себя. Направил машину на полном ходу в мостовую опору.

Мэдж совсем погрустнела.

— Хотелось бы мне знать почему, — задумчиво произнесла она. Тот выход, который нашел для себя Сэм, иногда казался ей таким заманчивым, особенно в долгие бессонные ночи. — Он был так печален, — вполголоса продолжала она. — И никогда не говорил мне почему. Никому не хотел говорить. Только сказал как-то, что если я не была в Унсане, то не смогу понять.

— Унсан — гиблое место, — согласился Майкл. — Таких мест было много. Но об этом тебе знать не надо.

Он снова коснулся опасной темы, не боясь, что оттолкнет ее этим. Теперь Мэдж была связана с ним живым теплом их сплетенных тел, мягким уютом его голоса. И это чувство защищенности в темной и молчаливой комнате пустого здания уже не могло покинуть Мэдж. Дверь в ее исстрадавшуюся душу открывалась не чем иным, как нежными словами и страстным желанием разделить все. Особенно самое скверное.

— Мне-то было не так уж плохо, — сказала она.

— Потому что была крыша над головой?

— Я была медперсоналом. Это все же не то, что сидеть в траншеях.

— Но это не было и тылом, Мэдж. Поверь мне.

Снаружи снова собиралась гроза, вдалеке глухо ворчал гром. Где-то одиноко и печально ухал филин. Здесь, в темной маленькой комнате, Мэдж, широко открыв глаза, цеплялась за Майкла, словно за спасательный круг.

— Какое у тебя самое яркое впечатление о Корее? — спросил он.

У нее сразу перехватило дыхание. Чувство защищенности исчезло.

— Самое яркое воспоминание о Корее? Боже мой, о чем ты говоришь?

— Ну, расскажи мне.

Она пожала плечами.

— Я тебе говорила. Я очень мало помню о той войне. Да и зачем?

— А хочешь, я расскажу?

Нет, с ужасом подумала Мэдж.

Но губы произнесли:

— Да.

Он чуть крепче обнял ее, продолжая лениво перебирать волосы.

— Мой взвод попал в засаду, — легко заговорил он гипнотически спокойным голосом. — Только что мы шли в полный рост, а тут попадали лицом в грязь. Пулеметы строчили, мои парни вопили, пытаясь как-то укрыться от пуль. И вдруг случилось нечто невероятное. Как будто весь мир исчез. Вместе со звуками — пулеметным огнем, криками и всем прочим. Прямо перед собой я увидел прекраснейший маленький цветок. Я совершенно отчетливо помню, как лежал там на брюхе с винтовкой на спине и пялился на этот цветок, словно это было чудо. Я был совершенно зачарован этим цветком в грязи. Затем снова нахлынула волна звуков. Все отстреливались и орали, чтобы узнать, жив ли я, а я все лежал лицом вниз. Тут я встряхнулся, отполз назад, и мы выбрались оттуда. Но я никогда не забуду этот цветок.

— И это твое самое яркое воспоминание? А когда тебя ранило?

— Вот это я помню плохо. Смутные образы, как во сне. Цветок запомнился гораздо острее.

Некоторое время Мэдж лежала зажмурившись и явственно видела этот цветок, возможно пурпурный, в грязи, среди стрельбы, и молодого человека с глазами цвета морской волны, глядящего на него. Ей почему-то вспомнился Джимми. Отгоняя видение, Мэдж открыла глаза и взглянула на грудь и живот Майкла — свидетельство того, что он пережил. У нее не было его мужества. Она бы так не смогла.

— Я одевалась у себя в закутке, — тихо сказала она, вдруг представив себе это так же ярко и отчетливо, как это было в тот день. — Через полчаса надо было заступить на дежурство, а я никак не могла надеть ботинки. Помню, что один шнурок завязался узлом. Внезапно раздался сигнал тревоги — массовое поступление. Я кое-как натянула одежду, схватила недопитую кружку с кофе и вылетела прямо на сортировку. И вот я бегу, стараясь поспеть к трапу самолета, и думаю — наверное, идет дождь, потому что мне капает прямо в кружку. Поднимаю глаза — а никакого дождя нет.

Ее голос упал, так же как тогда упало ее сердце.

— Надо мной был фюзеляж самолета. И то, что капало мне в кофе, было кровью раненых.

Старая боль возникла в груди. Джимми взывал к ней, но Мэдж отказывалась слушать. Она жестоко отшвырнула его туда, где он должен был находиться. Где все они должны были находиться.

— И ты думаешь, такое проходит бесследно? — тихо спросил он.

Днем она бы не ответила на этот вопрос. Но сейчас, лежа в его объятиях, под его защитой, Мэдж обрела голос:

— Но мне не надо было никого убивать!

— А что, люди страдают от войны только потому, что они должны убивать?

— Я делала свою работу, — настаивала она. — Я всего лишь делала свою работу.

— Зачем?

— Что «зачем»?

— Зачем ты делала свою работу? Зачем ты приехала в Корею?

Мэдж открыла рот для ответа, но слова не шли с языка. Слова, которые уличали и обвиняли ее.

Ей очень нужна была помощь.

Она сразу попала в мир, состоящий из бесконечных верениц военных автомобилей и пыльных аэродромов, шума и жары, невероятных запахов. Конечно, она беспокоилась. Козыряла кадровым офицерам. Была готова выполнить любое задание.

— Они умирали, — наконец сказала она вслух. — Что бы там ни происходило, слишком много ребят умирало, и я знала, что не могу помочь им.

Некоторое время Майкл гладил ее по голове, словно он был матерью, а она — испуганным ребенком. Страдающим, обманутым.

— Знаешь, как называли посттравматический синдром в Гражданскую войну [3] ? — очень мягко спросил Майкл.

— А какое отношение это имеет к нашей истории? — слабо возразила она, не желая больше слышать о войне.

— Выслушай меня! — попросил он. — И на этом закончим. Сейчас это называют ПСС. В Корее это называлось «военный психоз». Во Второй мировой войне — «военный надлом», в Первой — «контузия». Ты знаешь, как это называли в Гражданскую войну, Мэдж?

— Нет, — прошептала она. — Скажи.

Он приподнял ее так, что они оказались лицом к лицу, пристально посмотрел ей в глаза.