
Онлайн книга «Сердце океана»
Зевая во весь рот, Дарси наполнила водой чайник, достала кувшин и фильтр. Когда Тревор наконец вернулся, она отмеряла кофе, подрагивая от холода. Дарси закуталась в халат, а Тревор с подозрением наблюдал за ее манипуляциями. — Придется купить тебе кофеварку. — Я нечасто варю кофе, так что покупка не оправдается. Обычно я начинаю свой день с чая. — Но это же… извращение. — Моя маленькая слабость. Так приятно найти в себе хоть одну. Не дуйся. Осталось только подождать, пока закипит чайник. — Дарси приподнялась на цыпочки, потянулась за кружкой, встряхнула головой, отбрасывая назад спутанные волосы, и выглядела при этом так, что у него закружилась голова от… Просто закружилась голова, твердо сказал он себе. Только от красоты и закружилась. — Даже не мечтай, что я приготовлю тебе завтрак. Он должен был коснуться ее, чтобы не умереть. Только коснуться. Поэтому он обхватил ее, прижал к себе, коснулся губами шеи и прошептал: — Вредина. Ее сердце остановилось и снова забилось словно через силу. Его неожиданные нежные объятия оказались слаще и интимнее самого безумного секса. Дарси крепко сжала веки и попыталась придать голосу необходимую беспечность: — Ты по утрам всегда такой ласковый? Обычно нет. Он бы задумался над этим, если бы не чувствовал такого тихого счастья, просто обнимая ее. — Я ласков с любой женщиной, которая заваривает мне кофе. А если она еще приготовит мне завтрак, я ее раб. — Должно быть, нью-йоркские официантки дерутся за право обслуживать твой столик. — Дарси положила ладони на обнимающие ее талию руки. Ей захотелось сполна насладиться краткими мгновениями иллюзии спокойной, почти семейной любви. — А мне раб ни к чему. Что найдешь из съедобного, все твое. Тревору пришлось довольствоваться ломтиком хлеба, поскольку ничего другого у нее не нашлось, и, прислонившись к рабочему столу, он терпеливо ждал, пока тостер выплюнет его завтрак. — Господи, — благоговейно прошептал он. — Как можно жить, не вдохнув с утра этот аромат? — Он с жалостью посмотрел на Дарси. — И как можно сравнивать кофе с чаем? — Вы, янки, пьете столько кофе, что уже не разбираете, так ли хорош его вкус, как запах. — Какое кощунство! В Нью-Йорке в двух кварталах от моего дома есть маленькое кафе. От их кофе на мужские глаза наворачиваются слезы благодарности. — Ты скучаешь. — Ему удалось ее соблазнить, и Дарси налила кофе и себе. — По вашим закусочным, по городской суете. — Открыв холодильник, Дарси достала пакет со сливками. — Что еще осталось в Нью-Йорке, чего тебе не хватает? Тостер наконец выплюнул ломтик хлеба. — Рогалики. — Рогалики? — Дарси застыла с маслом и джемом в руках. — Мужчина с твоими возможностями из всего, что есть в Нью-Йорке, скучает только по кофе и рогаликам? — Сейчас я заплатил бы сотню долларов за свежий рогалик. И не в обиду вашему ирландскому пресному хлебу будь сказано, с рогаликами ему не сравниться. — Ты меня удивил. Тревор хотел было пошутить, но изумительный аромат, наполнивший кухню, подал ему идею, которой не следовало пренебрегать. — Нью-Йорк, разумеется, может предложить гораздо больше, чем кофе и рогалики, хотя я все равно не стал бы от них отказываться. — Тревор положил свой тост на тарелку, протянутую Дарси. — Рестораны, театры, выставки, а из материального… там можно купить все, что вообще продается. Тебе бы понравилось. — Потому что я меркантильна? — Потому что, если ты знаешь, чего хочешь, там просто невозможно не найти это. Спасибо. — С глубочайшей благодарностью он взял из ее рук кружку. — Этот город будет у твоих ног, если ты подпишешь контракт с «Кельтской музыкой». Итак, прощай, близость, здравствуй, бизнес. И прочь сожаления. — А зачем мне Нью-Йорк? — За тем же, что и Дублин, Лондон, Чикаго, и Лос-Анджелес, и Сидней. Любой другой город. Концерты, реклама, общение. Дарси добавила сахар и сливки в свой кофе. — Как ты можешь столько обещать, если не знаешь, как пройдет звукозапись, как я выступлю, смогу ли соответствовать той жизни, которую придется вести? — Я знаю. Это моя работа. — Тревор, у тебя много деловых интересов, и не сомневаюсь, ты прекрасно справляешься с любым делом, но у меня есть только это. И ты хочешь, чтобы я изменила свою жизнь, полагаясь лишь на твое слово. Я слишком многим рискую только потому, что тебе нравится мой голос. Она подняла руку, предотвращая его возражения. — Ты тоже рискуешь, я понимаю. Ты вкладываешь в меня деньги, но это твой бизнес, верно? Если одна инвестиция не оправдалась, прибыль принесет другая, так что в целом потери будут невелики. Раздражение, разочарование, но не жизнь. — Я понял, — помолчав, произнес Тревор. — Одевайся. — Прости, не поняла. — Одевайся. Кажется, я знаю, как тебя успокоить. — Он взглянул на часы, висевшие на стене. — Только быстро. — Ну ты и наглец. Раскомандовался! Да еще в шесть утра. Тревор хотел было полюбопытствовать, при чем тут, черт побери, время, но мудро рассудил, что споры приведут лишь к тому, что она вообще не сдвинется с места. — Прости. Будь добра, поедем со мной. Это не займет много времени, но поможет тебе принять верное решение. — А ты шустрый парень. Хорошо, я поеду, раз уж все равно встала в такую рань. Но запомни: я на тебя не работаю и не собираюсь прыгать на задних лапках по первому твоему щелчку. Дарси развернулась и гордо прошествовала в спальню, а Тревор, совершенно довольный, остался приканчивать скудный завтрак. Второй раз за утро ему пришлось кого-то будить, правда, в этом случае удовольствия он не получил. — Черт, черт, черт! — орал Найджел. — Если твоя дамочка вышибла тебя из постели посреди ночи, ложись на диване. Я не встану и местом не поделюсь. — Я не собираюсь ложиться. Я хочу, чтобы ты выкатился из кровати. Дарси внизу. Один из крепко закрытых глаз Найджела приоткрылся. — То есть ты со мной делишься? — Потом напомни, что я должен тебя поколотить, а сейчас встань, оденься и постарайся выглядеть прилично. — Никто не выглядит прилично в… Господи, в половине седьмого утра! — Найджел, у меня действительно нет времени. — Тревор развернулся и вышел из спальни. — Пять минут. — Хотя бы свари чертов кофе! — крикнул Найджел. — Я больше варить кофе не буду, — твердо заявила Дарси, когда Тревор спустился в прихожую. Всю дорогу она возражала, не умолкая, а сейчас сложила руки на груди и смерила Тревора непреклонным взглядом. |