Книга Сальтеадор, страница 28 – Александр Дюма

Двор львов описывали так часто, что нам нет надобности вновь проделывать это, ограничимся лишь кратким очерком, рассказом о некоторых достопримечательностях, набросаем эскиз, что необходимо для нашего повествования.

Двор львов — прямоугольник в сто двадцать шагов в длину и семьдесят три в ширину, окруженный ста двадцатью колоннами из белого мрамора с капителями из золота с ляпис-лазурью.

Галерея на высоте двадцати восьми метров нависает над обширным внутренним двором, посреди которого красуется знаменитый фонтан Львов.

Дон Иниго, войдя во Двор львов, увидел, что он превращен в шатер: натянутые над двором широкие полосы ткани национальных цветов Испании и Австрии — красных, черных и желтых — служили также и защитой от горячих солнечных лучей. Вода выбивалась из всех отверстий фонтана Львов, освежая воздух в этом огромном шатре, где был накрыт стол для обеда, устроенного в честь молодого короля городом Гранадой и высшей знатью Андалусии.

Гости прохаживались по Двору львов, по Залу двух сестер, рядом со двором, по галерее, что возвышается над ним.

Прислонившись головой к одному из львов фонтана, дон Карлос рассеянно слушал своего главного министра графа Шиевра и поглядывал на кровавые пятна, что испещряют гранит, — говорят, это следы крови обезглавленных — тридцати шести Абенсерагов, которых заманил сюда, как в западню, Зегрис.

О чем же раздумывал дон Карлос, почему его блуждающие глаза не меняли выражения, когда он внимал речам министра? Да просто он забыл, что находится во Дворе львов, в Гранаде, и мысленно перенесся во Франкфурт, в зал, где происходят выборы, забыл о мавританских междоусобных войнах, он ничего не видел и только задавал себе один вопрос: «Кто же будет императором Германии — я или Франциск Первый?»

Но вот царедворец, приблизившись к королю, оповестил, что верховный судья следует за ним.

Дон Карлос поднял голову. Глаза его сверкнули, когда он посмотрел на дона Иниго, и, очевидно, решив отделаться от своих фаворитов — фламандцев, теснившихся вокруг, и подойти к испанским дворянам, собравшимся на другом конце, он направился к тому, кого велел позвать.

Дон Иниго, заметив, что король идет ему навстречу, и поняв его намерение, остановился и стал ждать, когда король заговорит с ним.

— Ты знаешь дона Руиса де Торрильяса? — спросил дон Карлос у верховного судьи.

— Да, ваше величество, — это один из самых достойных дворян Андалусии. Мы вместе сражались с маврами в царствование ваших достославных предков — Фердинанда и Изабеллы.

— Ты знаешь, о чем он меня просил?

— Он просил о пощаде у вашего величества — о помиловании сына, дона Фернандо.

— Ты знаешь, что сделал его сын?

— Он убил на дуэли брата одной дамы, своей возлюбленной.

— Дальше!

— Он убил двух стражников, которые пришли его арестовать, и ранил третьего.

— Дальше!

— Он убежал в горы.

— Дальше!

Король, в третий раз произнеся «дальше», посмотрел на дона Иниго; его глаза, обычно мутные и ничего не выражавшие, с таким непреклонным упорством и такой проницательностью следили за ним, что дон Иниго даже отступил на шаг; он не представлял себе, что взгляд земножителя может сверкать таким ослепительным огнем.

— Дальше? — пробормотал он.

— Да, я спрашиваю тебя, что он делал в горах?

— Ваше величество, должен признаться, что, увлеченный юношескими страстями…

— Он стал разбойником. Он убивает и грабит путешественников, и тот, кто задумал поехать из моего города Гранады в мой город Малагу или, наоборот, из моего города Малаги в мой город Гранаду, должен сделать завещание перед отъездом, как перед смертью.

— Государь…

— Хорошо… Так вот, верховный судья, говори, что ты намерен сделать с душегубом?

Дон Иниго содрогнулся, ибо в голосе девятнадцатилетнего юнца он почувствовал такую непреклонность, что ему стало страшно за будущее своего подопечного.

— Я думаю, ваше величество, что нужно многое простить молодости.

— Сколько же лет дону Фернандо де Торрильясу? — спросил король.

Дон Иниго, подавив вздох, отвечал:

— Двадцать семь, ваше величество.

— На восемь лет старше меня, — заметил король.

В его голосе словно слышалось: «Какая же это молодость в двадцать семь лет? Вот мне девятнадцать, а я уже чувствую себя стариком».

— Гениальность сделала вас старше, ваше величество, вам не должно сравнивать себя с простыми смертными, судить о них по своей мерке.

— Итак, твое мнение, верховный судья?

— Вот мое мнение, государь: бывают различные обстоятельства — дон Фернандо виноват, но есть и оправдательные причины. Он принадлежит к одной из самых знатных семей Андалусии, отец его, достойный и уважаемый человек, сделал все, чтобы обеспечить семьи убитых; и было бы хорошо, если б король дон Карлос ознаменовал свое путешествие по Андалусии актом милосердия, а не актом жестокости.

— Таково твое мнение?

— Да, — смиренно выговорил дон Иниго, опустив глаза перед орлиным взглядом молодого короля.

— В таком случае сожалею, что отослал к тебе дона Руиса. Я сам займусь этим делом… И думаю, что решу его по совести. — Затем, обернувшись к группе гостей, стоявших рядом, он сказал:

— К столу, сеньоры! И не будем задерживаться! Вот мой верховный судья дон Иниго де Веласко считает, что я слишком строгий судья, и я хочу поскорее доказать ему, что я — само правосудие. — И, снова обращаясь к дону Иниго, ошеломленному проявлением могучей воли у девятнадцатилетнего юноши, едва вышедшего из детского возраста, он приказал:

— Садись справа от меня, дон Иниго. Когда выйдем из-за стола, вместе посетим тюрьмы Гранады, и там мы найдем, без сомнения, людей, более заслуживающих помилования, чем тот, за кого ты меня просишь.

Он подошел к месту, предназначенному для него, и, положив руку на корону, которая венчала спинку кресла, прошептал:

— Король, король! Да и стоит ли быть королем! На свете существуют только две вожделенные короны: корона папы и корона императора.

И дон Карлос сел за стол, по правую его сторону сел дон Иниго, а по левую — кардинал Адриан; гости заняли места по своему рангу и званию.

Четверть часа спустя — а это доказывало, как королю некогда, ибо он слыл большим гурманом и просиживал за обедом больше двух часов, — итак, четверть часа спустя дон Карлос поднялся из-за стола и, отказавшись от свиты, от своих фаворитов — фламандских дворян, в сопровождении одного лишь дона Иниго собрался посетить тюрьмы Гранады.

Но у входа в сад Линдараха его ждала молоденькая девушка, — стража не пропустила ее во дворец, но ей разрешили остаться здесь. Девушка, несколько странно одетая, была удивительно хороша собой. Она опустилась на колено, заметив приближение короля, и протянула ему одной рукой золотой перстень, а другой — пергамент.