
Онлайн книга «Зачем тебе алиби…»
— Что это с вами? — пробормотала Маша. — Что? — сипло спросила девушка. — С лицом у вас что? Когда вы успели? — Я? — Девушка провела пальцами по своему избитому лицу и неуверенно ответила: — Вчера. — Что — вчера? — Вчера, вчера вечером… — Что вы болтаете? Маша уже не стеснялась — она подскочила к девушке, схватила ее лицо обеими ладонями, притянула к свету. Она была гораздо выше, и девушка смотрела на нее снизу вверх — умоляюще, растерянно, совершенно покорно. И эта покорность испугала Машу даже больше того, что она увидела. — Вы мне что-нибудь объясните? — прошептала девушка, не сводя с нее глаз. Маша не ответила. Она продолжала изучать это лицо. Избитое, да! Припухшее — да! Но не это изменяло его. Это лицо было другое! Глаза голубовато-серые, но это не те глаза! Рот небольшой, пухлый, но это не тот рот! Но тот же цвет волос, и та же прическа, и тот же овал лица! — Зачем вы меня так держите? — Девушка даже не пыталась освободиться, она стояла, вытянувшись в струнку, и вся дрожала. Маша отняла руки от ее лица, но взгляда не отрывала. Наконец она несколько раз сморгнула, словно пытаясь избавиться от оптического обмана, и выдавила: — А вы кто такая? — Я — кто?! — воскликнула девушка. — Это Вы — кто такая?! — Вы что — живете здесь? — продолжала Маша, не обращая внимание на заданный вопрос. — Конечно. — Это что — ваша квартира? — Если мой муж умер, и квартира была его, то теперь она, наверное, моя, — растерянно отвечала девушка. — А Игорь был ваш муж? — Слушайте, что за глупые вопросы?! Девушка рассердилась, и на миг Маша даже вздрогнула и подумала, не ошиблась ли? Но тень, набежавшая на лицо девушки, быстро исчезла, и оно стало прежним — знакомым и незнакомым одновременно. В ушах у нее блестели бриллиантовые сережки. — Конечно, он был мой муж, — уже не так сердито, скорее, озадаченно ответила девушка. Нерешительно почесала кончик носа и продолжала с некоторым вызовом: — Меня зовут Анжелика, по мужу я Прохорова, его-то фамилию вы знаете или нет? А девичья моя фамилия Стасюк. Этого вы, наверное, не знаете. Мне двадцать пять лет, образование среднее, профессии никакой не имею, люблю «Блэк-Джек». И я не сумасшедшая, ни капельки, уверяю вас. — А я и не говорю, что вы сумасшедшая. — Маша не сводила с нее глаз и все больше убеждалась в том, что не ошиблась — это была другая девушка. Она даже казалась моложе, чем та, наверное, из-за другого макияжа, а может, из-за выражения глаз. У той глаза были настороженные, но при этом спокойные. Странное выражение, внушающее тревогу. Так смотрят, когда хотят ударить и ждут удобного момента. Эта девушка смотрела по-другому. Она вообще была другая, не говоря уже о синяках на лице. — Нет, вы меня принимаете за сумасшедшую, если говорите, что следили за мной в метро и я вас видела, и убежала от вас. — Вы меня не видели, — согласилась Маша. От этого открытия ей не стало легче, напротив — не покидало ощущение сделанной ошибки. Та, в голубом плаще — куда она убежала? Куда пропала? — Вот именно, — подтвердила девушка. — Вы, может, и следили за мной, но я вас не видела. Живьем, во всяком случае. — Это как? А где вы меня видели мертвой? — Маша почувствовала, что усмехается против своей воли. Девушка была какая-то смешная, а может, казалась такой по контрасту с той, другой. — Слушайте, а давно вы надевали свой голубой плащ? — Сто лет назад, — быстро ответила та. — Я вас видела на видеокассете. — Я же не актриса. — Ну вот, вы меня за сумасшедшую принимаете? — Девушка потянулась к пачке сигарет, лежавшей на столе, открыла ее и протянула Маше: — Курите? Хотите? — У меня есть двои, — ответила она и достала «Данхилл». Увидев зеленую пачку, девушка слегка вздрогнула, как-то напряглась, и лицо ее снова окаменело, стало чужим — точнее, знакомым, хорошо знакомым Маше. Она чувствовала растущую панику — эта девушка была одновременно и той, другой! — Анжелика, — неуверенно спросила она. — Вы мне правду говорите? Девушка наконец закурила, но все еще не отводила глаз от зеленой пачки. — Я спросила про метро… Но у вас синяки! — А при чем тут мои синяки? — Девушка осторожно выпускала дым из разбитых, припухших губ. — Вы же не убьете меня, нет? — А вы меня? Девушка не улыбнулась, только пожала плечами, считая вопрос излишним. — Знаете, лучше садитесь. — Она показала гостье на кресло. — Кофе будете? Уже исчезая в коридоре, девушка вдруг обернулась и сказала: — А я вас действительно видела на кассете. Вы что, совершенно не помните, кто и когда вас снимал? Не заметили? — Нет… — Ну, ясно, — кивнула девушка. — Я бы тоже на вашем месте не запомнила. Я вам кое-что расскажу, только не сердитесь. И исчезла на кухне. Пока она варила кофе, Маша оглядывала комнату. С того дня, когда она здесь в последний раз побывала, кое-что изменилось, да это было и неудивительно — ведь хозяин умер. Стало больше беспорядка, вещи валялись, где попало, с подлокотника кресла свешивался белый кружевной лифчик, в углу валялась красная туфля на низком каблуке, пепельница была забита скрюченными окурками. Маша только стала выискивать местечко, куда бы приткнуть свою собственную сигарету, как на пороге появилась Анжелика с маленьким подносом, где дымились две чашки. — Извините, — она быстро переменила пепельницу, и Маша сунула туда окурок. Он зашипел, попав в лужицу воды на дне. — Извините, я как во сне. Вас зовут?.. — Маша. Анжелика искоса глянула на нее и на миг снова стала похожа на ту, другую. У Маши голова пошла кругом, и она вдруг спросила: — Анжелика, а у вас сестры нет? — Нет, я единственная. А что такое? — забеспокоилась та. — Нет, ничего. Анжелика уселась в другое кресло и взяла с подноса чашку. Маша к кофе не притронулась. Только теперь до нее начинало доходить, насколько щекотливым будет этот разговор. «Я шла к женщине, о которой знала хоть что-то, а оказалась в гостях у другой, о которой не знаю ничего… — размышляла она, разглядывая свои наманикюренные ногти. — Глупо. Лучше бы уйти…» Но она и сама понимала, что уйти не сможет, не сможет остановить себя, как не могла она остановиться с того самого дня, когда Иван спьяну проболтался. — Маша, а о чем вы хотели со мной поговорить? — спросила Анжелика, отставив в сторону свою чашку. — Почему вы молчите? Может, мне первой вам все рассказать? |