Книга Черный тюльпан, страница 51 – Александр Дюма

Один из офицеров ушел за Бокстелем.

Ван Систенс продолжал допрос.

– На чем же вы основываете, – спросил он, – утверждение, что черный тюльпан принадлежит вам?

– Да очень просто, на том, что я его лично сажала и выращивала в своей комнате.

– В вашей комнате? А где находится ваша комната?

– В Левештейне.

– Вы из Левештейна?

– Я дочь тюремщика крепости.

Принц сделал движение, которое как будто говорило: «Ах, да, теперь я припоминаю».

И, притворяясь углубленным в книгу, он с еще большим вниманием, чем раньше, стал наблюдать за Розой.

– А вы любите цветы? – продолжал ван Систенс.

– Да, сударь.

– Значит, вы ученый цветовод?

Роза колебалась один момент, затем самым трогательным голосом сказала:

– Господа, ведь я говорю с благородными людьми?

Тон ее голоса был такой искренний, что и ван Систенс и принц одновременно ответили утвердительным кивком головы.

– Ну тогда я вам скажу. Ученый цветовод не я, нет. Я только бедная девушка из народа, бедная фрисландская крестьянка, которая еще три месяца назад не умела ни читать, ни писать. Нет, тюльпан был выращен не мною лично.

– Кем же он был выращен?

– Одним несчастным заключенным в Левештейне.

– Заключенным в Левештейне? – сказал принц.

При звуке этого голоса Роза вздрогнула.

– Значит, государственным преступником, – продолжал принц, – так как в Левештейне заключены только государственные преступники.

И он снова принялся читать или, по крайней мере, притворился, что читает.

– Да, – прошептала, дрожа, Роза, – да, государственным преступником.

Ван Систенс побледнел, услышав такое признание при подобном свидетеле.

– Продолжайте, – холодно сказал Вильгельм председателю общества цветоводов.

– О сударь, – промолвила Роза, обращаясь к тому, кого она считала своим настоящим судьей, – я должна признаться в очень тяжелом преступлении.

– Да, действительно, – сказал ван Систенс, – государственные преступники в Левештейне должны содержаться в большой тайне.

– Увы, сударь.

– А из ваших слов можно заключить, что вы воспользовались вашим положением дочери тюремщика и общались с ними, чтобы вместе выращивать цветы.

– Да, сударь, – растерявшись, прошептала Роза, – да, я должна признаться, что виделась с ним ежедневно.

– Несчастная! – воскликнул ван Систенс.

Принц поднял голову и посмотрел на испугавшуюся Розу и побледневшего председателя.

– Это, – сказал он своим четким, холодным тоном, – это не касается членов общества цветоводов; они должны судить черный тюльпан, а не касаться государственных преступлений. Продолжайте, девушка, продолжайте.

Ван Систенс красноречивым взглядом поблагодарил от имени тюльпанов нового члена общества цветоводов.

Роза, ободренная подобным обращением незнакомца, рассказала все, что произошло в течение последних трех месяцев, все, что она сделала, все, что она выстрадала. Она говорила о суровостях Грифуса, об уничтожении им первой луковички, об отчаянии заключенного, о предосторожностях, которые она приняла, чтобы вторая луковичка расцвела, о терпении заключенного, о его скорби во время разлуки; как он хотел уморить себя голодом в отчаянии, что ничего не знает о своем тюльпане; об его радости, когда они помирились, и, наконец, об их обоюдном отчаянии, когда они увидели, что у них украли черный тюльпан через час после того, как он распустился.

Все это было рассказано с глубокой искренностью, которая, правда, оставила бесстрастным принца, если судить по его внешнему виду, но произвела глубокое впечатление на ван Систенса.

– Но, – сказал принц, – вы ведь только недавно знакомы с этим заключенным?

Роза широко раскрыла глаза и посмотрела на незнакомца, который отклонился в тень, избегая ее взгляда.

– Почему, сударь? – спросила она.

– Потому, что прошло только четыре месяца, как тюремщик и его дочь поселились в Левештейне.

– Да, это правда, сударь.

– А может быть, вы и просили о перемещении вашего отца только для того, чтобы следовать за каким-нибудь заключенным, которого переводили из Гааги в Левештейн?

– Сударь, – сказала, покраснев, Роза.

– Договаривайте, – сказал Вильгельм.

– Я сознаюсь, я знала заключенного в Гааге.

– Счастливый заключенный! – заметил, улыбаясь, Вильгельм.

В это время вошел офицер, который был послан за Бокстелем, и доложил, что тот, за кем он был послан, следует за ним с тюльпаном.

Едва офицер успел доложить о приходе Бокстеля, как тот уже вошел в гостиную ван Систенса в сопровождении двух людей, которые в ящике внесли драгоценный предмет и поставили его на стол.

Принц, извещенный о том, что принесли тюльпан, вышел из кабинета, прошел в гостиную, полюбовался цветком, ничего не сказал, вернулся в кабинет и молча занял свое место в темном углу, куда он сам поставил себе кресло.

Роза, трепещущая, бледная, полная страха, ждала, чтобы ее тоже пригласили посмотреть тюльпан. Она услышала голос Бокстеля.

– Это он! – воскликнула она.

Принц сделал ей знак, чтобы она взглянула сквозь приоткрытую дверь в гостиную.

– Это мой тюльпан! – закричала Роза. – Это он, я его узнаю! О мой бедный Корнелиус!

И она залилась слезами.

Принц поднялся, подошел к двери и стоял там некоторое время так, что свет падал прямо на него.

Роза остановила на нем свой взгляд. Теперь она была совершенно уверена, что видит этого незнакомца не в первый раз.

– Господин Бокстель, – сказал принц, – войдите-ка сюда.

Бокстель стремительно вбежал и очутился лицом к лицу с Вильгельмом Оранским.

– Ваше высочество! – воскликнул он, отступая.

– «Ваше высочество»! – повторила ошеломленная Роза.

При этом восклицании, которое раздалось слева от него, Бокстель повернулся и заметил Розу.

Увидев ее, завистник вздрогнул всем телом, как от прикосновения к Вольтову столбу. [56] p>